"Петр Проскурин. Число зверя (Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

именно этот везунчик всех устроит, выбирать больше не из кого, да и ждать
больше нельзя, опасно ждать - история не простит".
Новый молниеносный поворот мысли заставил Михаила Андреевича сойти с
горних высот и предельно сосредоточиться, - теперь он окончательно убедился,
что замысел был верен, и в нем не хватало, может быть, лишь
одной-единственной запятой, не хватало самой малости, но такой, что без нее
невозможно было запускать всю огромную и сложную политическую машину. Вместе
с определением центральной фигуры необходимо было наметить и определить и
его тайного двойника, его неразлучную тень, человека безжалостно
расчетливого, способного ждать своего звездного часа годами и даже
десятилетиями, неутомимого охотника, дыхание которого зверь чувствовал бы за
собой неотступно. И такой человек появился, не мог не появиться, он уже
есть. Сердце у Михаила Андреевича стиснулось, приостановилось и вновь
забилось спокойно и ровно - он их увидел воочию, жертву и ее палача, зверя и
охотника, уходящего от погони и непрерывно преследующего, увидел
далеко-далеко, и ему самому стало непривычно хорошо и покойно.
"Зачем?" - послышался ему чей-то посторонний и незнакомый голос. Ни
один мускул в его лице не шевельнулся, только губы еще более затвердели, и
затем странная холодная усмешка осветила его глаза. Инстинкт власти
непреоборим, так же, как зов крови или безумие продолжения, - никаких
вопросов на этом пути не существовало.
Над Москвой струился холодный осенний рассвет, а на лице у Михаила
Андреевича ярче и ярче становились глаза - небольшие, загадочные и
непроницаемые, способные в моменты наивысшего напряжения загораться
фанатическим огнем, пугавшим даже самых близких к нему людей скрытой
энергией и предвещавшим неожиданные ходы и повороты в судьбах многих людей.

4

С известным академиком Игнатовым, человеком очень редкой породы, в
послевоенные годы начавшей активно восстанавливаться и размножаться, Суслова
связывали давние и довольно двойственные отношения, - академик, сам того не
подозревая, являлся для Михаила Андреевича неким сложнейшим и безошибочным
прибором, определяющим степень давления именно в той среде, которую Михаил
Андреевич, как всякий неофит, тайно и безапелляционно ненавидел, никогда не
показывая этого, - он вынужден был с нею считаться, иногда даже заискивать
перед нею, рассыпаться мелким бесом, хотя в душе иронически подхихикивал над
детской самовлюбленностью и наивностью большей частью действительно
известных и заслуженных людей, мнящих себя солью земли. Они, каждый в своей
области, многое знали и многое могли, но они всякий раз преувеличивали свое
значение в общем прогрессе, много шумели и требовали, и к ним нужно было
относиться как к детям, им надо было уметь и любить обещать и не скупиться
подбрасывать кое-что из обещанного. Они тотчас успокаивались и начинали
двигать вперед науку и культуру.
Когда помощник доложил о ждущем в приемной академике Игнатове, и
заметил, что он явился минута в минуту, как и было условлено, и
вопросительно замолк, Михаил Андреевич отложил все свои дела, попросил ни с
кем без особой надобности его не соединять, заказал чай с лимоном и постными
сухариками и, напомнив, что ровно в час его ожидает у себя Леонид Ильич,
аккуратно сложил в папку текущие бумаги, положил ее на определенное раз и