"Петр Лукич Проскурин. Седьмая стража" - читать интересную книгу автора

больше об этом разговаривать, мне пока достаточно и Полины Степановны,
по-моему, она в Лику больше меня влюбилась...
- Ну, хорошо, хорошо, - поспешил остановить его Одинцов. - Ты мне
сегодня, определенно, не нравишься.
- Я сам себе, Вадим, в последнее время не нравлюсь, - сказал Роман, и
Одинцов, чувствуя, что происходящее окончательно выходит из-под контроля,
нащупывая верную интонацию, безмятежно кивнул и выпил.
Роман же, позволивший себе в этот вечер несколько преувеличенное
выражение своих чувств, окончательно затих и нахмурился; он сам себя поймал
на ненужном выпячивании своей радости и влюбленности, когда это уже
становится неприятным и для других, и для себя, и все это идет оттого, что
он сам не мог понять, что же в самом деле с ним происходит, и нужно ли ему
жениться вообще, нужно ли торопиться, особенно сейчас, когда жизнь так
хорошо устроена.
Заметив на себе внимательный взгляд, Роман, подчиняясь правилам игры,
опять как-то отрешенно улыбнулся, слегка шевельнул руками, показывая, что он
подтверждает свои слова, и тут уж ничего не поделаешь.
Одинцов сразу же вновь наполнил рюмки, заметив, что племянник ради
приличия с трудом заставляет себя оставаться на месте и может в любой момент
сорваться куда-нибудь в ночь, в темные, малолюдные улицы.
- Многоуважаемая Полина Степановна! Прошу вас, пожалуйста, сюда, на наш
общий праздник! - повысил голос Одинцов, оглядываясь, и попросил: - Роман,
зови Полину Степановну, последнее время она стала плохо слышать.
Роман, обрадовавшись предлогу, с готовностью вышел на кухню, но никого
там не нашел и вернулся с клочком бумаги.
- Наша Степановна исчезла, яко дух святый, оставив вот сие эпистолярное
послание. - Он помахал перед собой клочком бумаги. - "Дорогие родственники!
Вынуждена покинуть вас по весьма срочному и важному делу, - прочитал он,
делая глубокомысленное и серьезное лицо. - Вернусь не ранее девяти часов к
вечеру. С уважением к вам и пожеланием милостей и благословения Божьего -
Полина Радзинская".
- Какой изысканный стиль! - восхитился Одинцов, - Вот что значит без
разбору читать истории о любви и верности. Вот тебе пример актера. Знаешь,
она последнее время, кажется, пристрастилась на митинги бегать, стала
подлинной патриоткой... Это ее личное дело, но кто сварит кофе?
- Я сварю, не надо, Вадим, на нее сердиться, она хорошая и смешная. А
чем ей еще жить? - сказал Роман, вновь прошел на кухню, зажег газ, поставил
воду для кофе и сел. Теперь у него совершенно изменилось лицо - оно как-то
сразу отяжелело, даже постарело, и когда он вернулся в гостиную с двумя
чашками темной дымящейся жидкости, Одинцов, сидевший все в том же кресле и,
казалось, в той же позе, пристально, из-под густых черных бровей взглянул
племяннику в глаза. Роман слегка кивнул и, ставя чашки с кофе на стол,
покосился на бутылку с коньяком - ему захотелось выпить еще. Он налил себе,
вопросительно взглянул на дядю.
- Что ж, давай, - согласился Одинцов, и они опять выпили, и затем
что-то случилось.
Смакуя густой кофе с коньяком, добавленным по примеру дяди, Роман
отвлекся лишь на мгновение и тут же услышал упавший и расколовший
пространство нежный звон, - ему показалось, что рядом появился некто
совершенно посторонний и внимательно наблюдает за ним, - ощущение это было