"Петр Лукич Проскурин. Седьмая стража" - читать интересную книгу автора

ночи... Ах, Вадим, Вадим!
- Подожди, подожди, - попытался утихомирить его Одинцов. - Подожди,
почему молоденькие актрисы? Настоящие актрисы созревают годам к шестидесяти,
вот тогда и изволь...
- Я создан для искусства! Я отдам ему весь жар своей души! - продолжал
потрясать руками Роман, опять приближаясь к Одинцову, и тот, защищаясь,
встал за кресло и потихоньку двигал его вперед.
- У тебя скверная привычка - все время машешь руками, как ветряная
мельница, это неприлично, тебя не поймут в хорошем обществе. И неужели ты не
видишь, что происходит в мире? Ты посмотри, на Россию надвигается тьма.
Приглядись к этому Горбачеву, к его окружению - в своей ненависти к русскому
народу они ни перед чем не остановятся. А из-за их спины кто еще
выглядывает? Ты вот о чем подумай и лучше отдай лишний жар души
кандидатской, давно пора, Роман, хоть в этом надо успеть. Роман! - повысил
он наконец голос. - Не дури, дай мне поужинать, мне режим необходим,
перестань кривляться и выкладывай все начистоту, я ведь тебя хорошо знаю.
- Ах, Боже мой, Боже мой, - тревожно меняясь в лице и с шумом втягивая
в себя воздух, сказала Степановна. - Гренки! - добавила она еще более
потрясенно и исчезла на кухне.
Одинцов сорвал с шеи салфетку, смял ее и швырнул в плетеную корзинку -
он уловил не запах подгоревшего хлеба, на него опять, как это не раз бывало
в моменты неустойчивого равновесия, хлынул сытый запах свежих русских щей,
заставивший даже дернуться горло. Опасаясь, что спазмы пойдут дальше, в
желудок, прогоняя назойливый запах, Одинцов торопливо помахал у себя перед
лицом ладонью. Роман, продолжая свою непонятную игру, глядел на него наивно
и счастливо, и Одинцов, вместо того чтобы рассердиться пуще и уже совсем
выйти из себя, подошел к старинному резному буфету черного дерева (тоже
антикварному), достал начатую бутылку старого коньяку и две хрустальные
рюмки; обдумывая услышанное и не веря ни одному слову племянника, он
помедлил и, не удержавшись от веселого смеха, вернулся к столу.
- Весьма, весьма рад, Роман, - поглядывая на племянника, заговорил
он. - Теперь спокойно потолкуем, все прояснится. Давай разберем твой
очередной этюд... любви к искусству. А то как же так обвалом? Можно
подумать, потоп грядет! Послушай, Роман, не возьму в толк, неужели и тебе
уже двадцать семь? Что такое? Зачем все так скоро? Неделю назад ты, кажется,
заговаривал о женитьбе, хотел познакомить меня со своей новой девушкой...
- Вадим, потолкуем серьезно, - не слушая обеспокоенного дядю, сказал
Роман, высоко поднимая рюмку с коньяком. - Жениться на красивой девушке,
разумеется, мудро, а главное, весьма лестно и ново. Особенно, если у девушки
хороший характер, и если она любит, вернее, говорит, что безумно любит. Что
же это, если не подлинное счастье? Выпьем, Вадим, скорее, а то возьму и
соглашусь. Придется тебе раскошеливаться.
Лихо проглотив свой коньяк, Роман откинулся на спинку кресла, и в его
взгляде проступило что-то неизвестное и тяжелое.
- Ты же дорогой для меня человек, - сказал Одинцов, поднося рюмку к
губам и тут же опуская ее на стол. - Пожалуй, что же, приводи завтра невесту
знакомиться. - Он запнулся, испытывающе взглянул на племянника, и тот
понимающе кивнул.
- Лиокадия, Вадим, а если проще - Лика... Здорово? Такого имени я
никогда раньше не встречал... Добрый знак! Добрый знак! И, однако, не будем