"Петр Лукич Проскурин. Седьмая стража" - читать интересную книгу автора

- Ничего, - подала наконец голос Зоя Анатольевна, слегка поеживаясь. -
Когда-нибудь мы вспомним эту минуту и посмеемся... Слушай, Жора, не нагоняй
на меня всяких страхов, я и без того трусиха. Я же вижу, тебя что-то мучит,
а ты молчишь, не хочешь сказать...
- Говорить особо и нечего, - вновь попытался уйти в сторону Вязелев,
стараясь не подпадать больше под ее власть. - Ты опять не поверишь, только
это уж совершенно фантастическое... Не в монастыре ли он обретается, наш
Алексей? Или еще хуже, не в доме ли скорбных главою?
Слегка отодвинувшись, Зоя Анатольевна быстро перекрестилась.
- Придумаешь! Вот уж не ожидала... Мог бы и спросить, что-нибудь да
услышал бы...
- Как же, спроси! - не согласился Вязелев. - Да он мне слова не дал
сказать, видела бы ты его глаза! Монах не монах, Бог знает что... Он совсем
другим стал, бросил несколько слов - да и был таков! Это он на меня наслал
какое-то помрачение, до сих пор прийти в себя не могу. Да что мы все о нем
да о нем? - окончательно возмутился Вязелев. - Бодришься, а на тебе лица
нет, у меня тоже мысли не дай Бог. Подожди, у меня вина немного есть, берег,
берег.., Денег давно не водится - по примеру пращуров, извел на книги да
рукописи, все мои капиталы на полках... Выпьем, какого еще случая ждать? Не
часто нас навещают почти что из-за последней черты...
Тотчас достав откуда-то из угла, из наваленного там хлама плоскую и
длинную, похожую на флягу, запыленную бутылку, Вязелев взглянул на нее на
свет и огорчился, и Зоя Анатольевна, продолжавшая внимательно наблюдать за
ним, хотела ободрить и успокоить его, и не успела. Вязелев хлопнул себе по
лысине ладонью и, бросив пустую бутылку обратно в угол, выбежал, тотчас
вернулся, и скоро они уже держали в руках наполненные вином рюмки, и
Вязелев, глядя на свою гостью, подумал, что им давно бы пора сойтись и жить
вместе, а не маяться дурью, но вот сказать об этом он вряд ли осмелится.
Одиночество - самая разрушительная вещь на этом свете, вон как и ее, и его
самого подкосило, ну, и что? Оба не молоды, нездоровы, ну и что? Вот так,
тихо и просто быть рядом, о чем-нибудь поговорить, улыбнуться, а то и
поворчать, вместе сходить в театр, куда-нибудь на выставку...
Он не заметил, что гостья, заученно улыбаясь, уже с трудом пересиливает
усталость; сейчас ей больше всего хотелось немного выпить, добраться до
постели и лечь и закрыть глаза, и в то же время подхватившая и понесшая ее
мутная, теплая волна еще не утихла и не опала, и несла она ее не вперед, а
назад, назад; она вдруг почувствовала, что сердце бьется как-то неровно, а
вот и знакомая, тупая боль... а вот и его глаза несутся откуда-то из
мрака... Боже мой, что он хочет ей сказать... какой странный, все
обволакивающий взгляд, смотрит прямо в душу, в самую ее глубину, и от этого
как-то невыносимо, пронзительно светло...
Сильно бледнея, Зоя Анатольевна качнулась, рюмка с веселым звоном
рассыпалась по полу, и Вязелев, очнувшись от своих мыслей, быстро
приподнялся, вложил ей в руку свою рюмку.
- Ничего, ничего, - торопливо, полушепотом заговорил он. - Выпей,
выпей! Я, дурак, тебя напугал, а это всего лишь прошлое... Такое слепое,
безглазое... пей! Вот и себе в стакан налью...
Они посмотрели друг на друга; Вязелев не выдержал, глянул в сторону,
затем залпом выпил, и Зоя Анатольевна, пересиливая слабость, последовала его
примеру.