"Петр Проскурин. Судьба ("Любовь земная" #1)" - читать интересную книгу автора

Захар...
- Что? - не сразу отозвался он, и она почувствовала, как он
насторожился.
- Ты только приходи ко мне, больше ничего не надо, - попросила Маня
горячим шепотом. - Когда хочешь, приходи, ждать буду.
Ничего не сказав, Захар сильно сдавил ее, прижал к себе; ясно и близко,
словно рядом, прокричал петух, раз, другой, третий, и снова все затихло,
по-прежнему шел дождь, и деревья потихоньку сбрасывали намокшую, отяжелевшую
листву; сырые осенние просторы раскинулись над тихими полями, над дремучими
болотами, над грустной тишиной лесов; угасающим румянцем светились пятна
клена или осины; поднялись выводки волков, уже начинал готовиться к линьке
заяц-русак, и тяжело осыпались в опавшие листья полновесные от заключенной в
себе силы столетий желуди.

2

Ссыльных, пять семей, повезли в город по первому снегу, на санях, уже
на рассвете, хотя особым уполномоченным вывозка была назначена на два часа
ночи; путаница произошла из-за семьи Поливановых, все-таки оказавшейся
каким-то образом в списке уполномоченного, хотя раньше об этом разговора не
заходило и Поливанов с семьей по-прежнему состоял в колхозе.
Захар несколько раз подступал к уполномоченному по Густищинскому кусту,
говорил о беззаконии, но тот, определенно показывая, что ему понятны
старания и тревоги Захара Дерюгина о семье Поливанова, лишь отмахивался, а
под конец, взорвавшись, наговорил такого, что Захар, побледнев до пепельной
серости на губах, замолчал и больше не вмешивался.
Старухи сидели, закутанные до бровей в тяжелые, с бахромой шали, с
неподвижными, отрешенными лицами, детей матери держали в полах полушубков;
когда всех их собрали к сельсовету, прибежавшая деревенская дурочка Феклуша,
запыхавшись, стала одаривать детей арбузными семечками, она доставала их
откуда-то из-за пазухи и, рассыпая, совала детям и женщинам в руки, мужиков
обходила испуганно и все говорила: "Это вам слезок, родименькие, на дорожку,
больших слезок. Дорога длинная, длинная, а в конце спасение ждет". Феклушу,
как всякую дурочку или дурачка, особенно старухи, считали божьим человеком и
при ее словах крестились и потихоньку плакали; милиционер из города, бывший
тут же у подвод, прикрикнул на Феклушу, и она испуганно сорвалась с места и
пошла прочь своей стремительной походкой; откинув голову, она размахивала
одной рукой и летела, словно подбитая, время от времени оглядываясь. Сын
Михаила Гавриловича Макашина, Федька, с багровым синяком под правым глазом,
неженатый еще, молодой красивый парень с нависшими на лоб густыми русыми
волосами, сидевший в отдельных санях связанным, смачно сплюнул в сторону
милиционера.
- Справился, сука! - сказал он громко и в бессильной злобе
выматерился. - Тебе, б..., только с бабами и справляться!
Милиционер, расхаживавший вдоль подвод, ничего не ответил, лишь нервно
поправил ремень с наганом; из сельсовета, пригнувшись в дверях, вышагнул
Захар, лохматый, без фуражки заросший недельной бородкой, не глядя в сторону
подвод, все тянул голову куда-то вбок, со стороны казалось, что его
интересовало пустое небо над обескрещенной церковью; подали команду, и сани
тронулись. Через три дня семью Акима Поливанова вернули назад, и, конечно,