"Петр Проскурин. Судьба ("Любовь земная" #1)" - читать интересную книгу автора

как-то это событие сразу стало в центре внимания и обсуждения всего села,
одни одобряли решение властей, считали его правильным, говорили о
сыновьях-буденовцах Акима Поливанова и что есть тому специальный указ,
другие вспомнили, чего прежде совсем не замечали и не вспоминали, и то, что
Захар Дерюгин в соседях живет с Поливановыми, и то, что он поручил
Поливанову возглавлять плотницкую артель, и то, что Поливанова дочка задаста
и ни с кем из парней не водится. Вдруг вспомнили, как в ненастье Захару
Дерюгину подкинули дите и что, мол, все это с похоронами вроде бы бездомной
роженицы, все это для отвода глаз; уже рассказывали, что сам Володька, мужик
Варечки, говорил, будто в гробу ничего и не было - так, землицы насыпало
было малость для виду. И выкопали между Поливановыми и Дерюгиными какое-то
дальнее родство; более рассудительные осторожно намекали, что у Поливанова
рука в самом городе, не говоря уже о сельсовете или колхозе; одним словом,
было все то, что бывает, когда случается нечто привлекающее к себе всеобщее
внимание и когда тотчас начинает стихийно вырабатываться народное мнение,
стремительно и густо, как снежный ком, обрастающее часто придуманными
подробностями, управляемое и подчиняющееся одному-единственному, трудно
объяснимому закону общей массы народа, который в конце концов точно и
безошибочно устанавливает истину, но так как все это происходит стихийно, то
и до конечного результата вся эта громоздкая машина проходит большой и
сложный путь.
В Густищах перебирали случай с семьей Поливановых, сравнивали с ними
тех, кого отправили на выселку в какие-то неведомые, страшные Соловки, где
были, по слухам, одни леса да монастыри, долго и много; то, что до революции
Поливанов был так, захудалый мужичишка, уже никто не вспоминал, а вот того,
что вошел он в силу уже после гражданской, в нэп, до колхоза, забыть не
могли, потому что из села почти в три сотни дворов вошли в силу только двое:
Поливанов и Пырьев, остальные три богатых двора, в том числе и Макашиных,
сложились в Густищах еще до революции - приторговывали или держали извоз, а
вот братья Граткины даже брали подряды на заготовку дубовой и ольховой коры
на кожевенный завод в самом губернском городе Холмске. Но то, что только
Поливановы и Пырьевы стали после революции с достатком, в представлении
многих говорило отнюдь не в пользу Поливановых; значит, эти два двора
занимались каким-то тайным мошенничеством, а потому заметно вперед и
вырвались. Не многие в Густищах говорили о том, что Поливановы и Пырьевы
просто оказались более работящими и более жадными до тех возможностей, что
возникли в годы перед организацией колхоза; и тут уж, в народном мнении,
именно эти два двора, несмотря на многие различия и в характерах их хозяев,
и особенно в их отношении к Советской власти и колхозному движению, как-то
незаметно прочно переплелись и оказались на одной доске, а там одно начинало
накладываться на другое, затвердевать в смесь; и хотя сам Захар Дерюгин лишь
досадливо отмахивался от этой сумятицы, твердо уверенный в непричастности
Поливановых к кулацкому сословию, он тоже иногда думал об этом и начинал
чувствовать некоторую встревоженность именно потому, что с Маней узел
затягивался все туже. Эк языками чешут, думал он, когда мать или жена
пересказывали ему по вечерам различные новости, ну чего им дался этот
Поливанов? Ну, сам он, может, и насолил кому, а как быть с двумя его сынами,
что, их тоже высылать? Но они к высылке никак не подходят, оба участники
гражданской и служили у Буденного, один из них, Митрей, и вообще пошел не в
поливановскую породу, хозяйство содержит кое-как и все больше мудpствует -