"Петр Проскурин. Черные птицы (повесть)" - читать интересную книгу автора

Горскому отказали наотрез. Так ему и надо, а то он даже в этом не захотел
уступить! Я заявление в военкомат, и он следом! А? Представляешь, с его
хроническим бронхитом. Каков, а?
- Не смей! Не смей! - попросила Тамара пропадающим шепотом и сильно
бледнея. - В такой момент нельзя кощунствовать над самым святым, что ты,
Глеб! Дима ведь прекрасный человек, очень талантливый... нельзя! Он сам по
себе-он ведь очень честный и совесгливый.
- Томка, ты что? - шумно запротестовал Глеб. - Неужели ты подумала, что
я всерьез? Я сам Димку во как люблю, ты же знаешь. Только ведь не с его же
здоровьем на фронт. Зато Солоницыну разрешили, мы с ним просились в одну
часть.
Почувствовав внезапное головокружение, она обмякла, ноги подломились, и
вместе с распространяющейся в груди пустотой комната поплыла у нее перед
глазами-стены, потолок, блестящие глаза Глеба. Из последних сил она
отчаянно попыталась справиться с собой, но тяжело повисла на руках Глеба.
Он удивленно и бережно усадил ее, сам опустился перед ней на колени и,
взяв ее враз похолодевшие руки в свои, стал часто целовать их, стараясь
согреть, то и дело тревожно взглядывая ей в лицо, от немой, невыразимой
любви, от какого-то почти животного, непереносимого страха за него она не
могла заставить произнести себя ни слова, если бы она разжала губы, у нее
вырвался бы один непрерывный, нескончаемый безобразный стон.
- Томка, Томка, - пробился к ней наконец откуда-то очень издалека до
обморочного состояния знакомый, родной и в то же время опять куда-то
ускользающий голос, - ты же все знала, Томка. Ну что ты так? Что в этом
для нас с тобой нового? А, Томка?
Замолчав, Глеб оборвал на полуслове, их глаза встретились. Впервые
после женитьбы, да и за всю свою прежнюю жизнь, они поняли, почувствовали,
ощутили с такой убивающей силой, как они любят и как необходимы друг
другу, они смотрели, смотрели в глаза друг другу, и уже не было ни его, ни
ее отдельно, уже было одно существо, одно чувство, одна боль и одна
надежда, но слабая-слабая, как еле теплящийся огонек, еле ощутимый за тем
беспощадным, огромным, безжалостным, все сметающим на своем пути, что
надвигалось на них. И Тамара увидела мелькнувшее у него в глазах смятение,
оно мелькнуло и исчезло, но одного этого мгновения было достаточно. Он не
мог больше смотреть ей в глаза и опустил тяжелую лобастую голову ей в
колени, словно прося помощи и защиты. "Конечно, милый, я знала, я давно
ждала этой минуты, - сказала oнa где-то глубоко в себе, в только-только
начинавшей устанавливаться тишине, - только ты никогда не узнаешь, как я
этого ждала. С таким ужасом и своей смерти не ждут, как я ждала этого
дня... Ну, что теперь? Должно же было так быть, кем-то так назначено... Я
все вынесу, лишь бы ты вернулся".
"У нас почти не осталось времени, - словно растворяясь в теплой
темноте, идущей от ее коленей, с неожиданной силой сказал Глеб, по крайней
мере, хотя он не произнес ни звука, она ясно услышала неожиданно гулко,
пустынно прозвучавшие в ней эти его мысли. - Несколько часов наши, еще вся
ночь наша! Наша, слышишь?"
"Слышу, слышу! - беззвучно отозвалась она, боль и обреченность в ее
глазах погасли, сменившись горячим, живым блеском, Глеб всегда поражался
мгновенности этих переходов. - Да, Глеб, эта ночь наша. Наша... Пусть
всего одна, но наша..."