"Вадим Прокофьев. Желябов ("Жизнь замечательных людей" #299) " - читать интересную книгу автора

крестьянского общинного социализма, что было уже утопией. С другой стороны,
Желябов был мужик. То, что им принималось на веру, никогда не было прочно.
Как истый крестьянин, он хотел до всего дотронуться своими руками, во всем
убедиться на опыте, а не на словах. Вера - это учение социалистов об общине,
опыт - крестьянин, всегда готовый биться за землю. Вера - это крестьянский
социализм, опыт - вот тут-то у Андрея опыта не было и не могло быть.
Крестьянин, каким его знал Желябов, был далек от социалиста, каким он
мерещился Лаврову и Бакунину.
Еще так много нужно сделать, так много внушить этому лапотнику,
просветить его, чтобы он внял идее социализма.
Легко сказать просветить! А как это сделать, когда цензура глушит
всякое слово, когда правительство регламентирует "дозволенное и
недозволенное" чтение, предает аутодафе сочинения, "опасные для юношества",
когда в стране нет парламентской трибуны, оппозиционных партий, запрещаются
сходки, собрания?
Вывод напрашивался сам. Лавров и Бакунин считают, что нужно изменить
экономические условия жизни крестьян, дать крестьянским общинам землю,
уничтожить социальное неравенство в обществе. Бороться же за политические
свободы - слова, печати, собраний - это только играть на руку буржуазии.
Социалисты говорили своим ученикам: "Посмотрите на Запад. Великая
революция во Франции гордо произнесла слово "гражданин", наделила его всеми
политическими правами, а что получилось? Прошло без малого сто лет, и какова
цена этому слову, этим свободам?"
Они не осчастливили тружеников, не дали им хлеба, земли, работы.
Равенство всех перед законом - фиговый листок, которым прикрывается
эксплуатация бедняков кучкой богатеев. К тому же на Западе эти
демократические свободы отвоевала буржуазия. Ну, а как обстоит дело с ее
развитием в России? В России благодаря отсталости нет условий для
утверждения буржуазии. Россия tabula rasa - чистая доска, на ней еще можно
записать "социализм", минуя капитализм.
Но и это приходилось принимать на веру. Где-нибудь там, на окраине, где
море лесов, где нет городов и железных дорог, - не разглядишь фабричные
трубы, не услышишь суетливый гомон торгового порта. На юге же, и особенно в
Одессе, Андрей видел растущие, как сорняки, торговые и промышленные
компании. Да и сам город пропитан духом буржуазного предпринимательства. И
опять теория расходилась с опытом, вера с практикой. Но разве можно не
верить Лаврову? Хочется верить. Капитализм, если судить по опыту Запада,
развращает людей сильнее, чем царское самодержавие. Буржуазные свободы и
разные там парламенты только усугубляют социальное неравенство.
Значит, нельзя призывать к борьбе за эти "свободы", такой призыв -
преступление перед народом, крестьянином. Экономическая обеспеченность и
социальное равенство - вот дорога к социализму.
"Социализм" противостоит "политике". А Желябов читал не только Лаврова,
не только Бакунина, Лассаля, Прудона, читал он и Чернышевского, Писарева -
ведь они родоначальники всех этих теорий.
Но разве Чернышевский и "нигилисты" 60-х годов отделяли социализм от
политики? Нет, наоборот. Может быть, они еще питали надежды на реформы? Тоже
нет. Кто-кто, а Чернышевский первым показал истинное лицо "великой" реформы.
А Андрей еще называл ее когда-то "светлым воскресеньем". Но тогда
почему же, почему Бакунин, почему Лавров против завоевания политических