"Вадим Прокофьев. Желябов ("Жизнь замечательных людей" #299) " - читать интересную книгу автора

подсказали объект нападения. Желябов спорил с ним, считая, что виной всему
бесправное гражданское положение еврейства - частный факт общерусского
бесправия. Погром - это только линия наименьшего сопротивления, по которой
направилось недовольство существующим политическим и экономическим строем.
Андрей был уверен, что погромы станут повторяться. Те, кто уже готов
был противостать российскому самодержавию, надеялись использовать стихию
разгулявшейся толпы для революционного переворота.
"Революционного переворота"? Это плохо вязалось с идеями Лаврова. Но
идеи идеями, а молодые силы искали выхода в поступках, в открытых схватках.
Да и пропаганда, по Лаврову, была какой-то малокровной тенью революционной
стихии. Андрей еще плохо разбирался в социалистических теориях, а
разобраться было нужно, и как можно скорей.
И снова лето стучится в окна аудиторий. Заброшены частные уроки,
ученики распущены на каникулы, "учителя" усиленно зубрят.
Легко и даже с блеском сдает Андрей экзамены. Пять, еще пять, опять
пять, последний сдан на четверку, проклятая латынь, а может быть и латинист?
Переведен на третий курс, снова освобожден от платы. Это лето придется
трудиться в деревне. К тому же нужно понаблюдать жизнь крестьян, казалось,
так хорошо им изученную, понаблюдать с точки зрения Лаврова, Бакунина. Они
считают крестьянина истинным социалистом. В крестьянском общежитии
откапывают зародыши социалистических начал, зовут к народу, в народ.
Что ж, Андрей им верит, но больше доверяет собственным глазам.

* * *

Его убеждали, что мужик - истинный социалист, что издавна в деревне
бытуют коллективные начала общинной жизни. Желябов напрасно искал эти начала
в родной стороне. В Крыму не было крестьянской общины. Приходилось верить на
слово, что артельные, общинные формы владения землей делают крестьянина
прирожденным коллективистом, а община, построенная на "коллективных
началах", - зародыш "социалистического переустройства".
Но как мало у мужиков земли! И как много крестьянской крови она
впитала. И это не только кровь, сочащаяся из сорванных мозолей, это кровь,
пролитая в битвах за землю. Тут Андрей не может сомневаться, крестьянин
ненавидит помещика, он всегда стремился и после реформы стремится к тому,
чтобы изгнать его из деревни, забрать себе помещичьи земли, а заодно
прихватить и государственные, удельные, церковные.
Не раз бушевали крестьянские войны, и разинщина, и пугачевщина, да мало
ли было схваток помельче, но не менее кровавых.
Люто ненавидит мужик и чиновника - тот всегда на стороне помещика.
Андрей и сам ненавидит их. В них все зло. Полицейское государство,
буржуазия, помещик - вот кровопийцы; они мешают крестьянам построить на
земле справедливую, "праведную", артельную жизнь.
Значит, необходимо их уничтожить - и тогда царство труда
восторжествует. Бакунин считает, что все крестьянские движения доказали
антигосударственные наклонности поселян, воспитали их "политически".
Этого Желябов в крестьянах не замечал, как не замечал и того, что в нем
самом борются два противоречивых начала. С одной стороны, он, как и все
разночинцы-интеллигенты, тянулся к народу, верил в народ, наделял этот народ
несвойственными ему чертами, подкреплял веру иллюзией безгосударственного