"Анатолий Игнатьевич Приставкин. Золотой палач (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

- Кто передал-то? - поинтересовался я.
- Главный. Он теперь с Ленькой Пузырем все решает.
- А третий кто?
- Третий?.. Ну я, - сказал, помолчав, Тишкин. И на всякий случай
заглянул мне в лицо.
- В люди выходишь?
Почувствовав в моих словах скрытую издевку, он тут же парировал:
- Ты тоже!
Я не собирался ссориться и вполне миролюбиво поинтересовался, когда мне
надо туда идти.
- Сегодня. Ряд восьмой, место шестнадцатое.
- А спица?
- Спица будет. Не дрейфишь?
- Долго ли умеючи? - сказал наигранно я. И ничто во мне не дрогнуло,
даже не колыхнулось. - Одним больше, одним меньше.
- Во! Главный тоже сказал... Только не велел тебе передавать...
Медведь, сказал, попробовавший человечины, навсегда становится людоедом.
- Это я, что ли, людоед?
Тишкин вздохнул и не ответил.
Я покосился на тайное мое захоронение и спросил:
- А что, брат Тишкин, не хочешь ли ты закурить?
- А курево есть?
- Есть. Нужен огонек.
- Огонек будет, - оживился он. - Я кресало твое вернул.
- Украл, что ли?
- Ну и что?
Я достал из кармана махорку, а другой рукой залез за пазуху и извлек
книжный листок, подаренный Катей. Пробежал глазами:
"Кручинина . ...Есть такие любящие души, которые не разбирают, по чужой
или по своей вине человек страдает, и которые готовы помогать даже людям...
Незнамов . Вы ищете слова? Не церемоньтесь, договаривайте.
Кручинина . Даже людям безнадежно испорченным. Вы знаете, что такое
любовь?"
- Тишкин, ты что-нибудь слыхал про любовь? - спросил я, отрываясь от
текста.
- Чё?
- Про любовь, говорю. Ты знаешь, что это такое?
- Чё? - явно дурачась, повторил он.
- Хрен через плечо, - ответил я и разорвал листок пополам.
Мы свернули из чужой, совершенно нам не нужной любви по цигарке и с
удовольствием затянулись едким самосадом...


Эпилог

Через пятьдесят лет он вернулся в это место и не без труда разыскал
развалины колонии и тот сарай, где довелось сидеть в ожидании казни. Из
Чечни, где получил две пули от федералов в шею и руку, подлечившись,
добирался в Россию сложным путем через соседнюю республику. Выручало
обличье: уж точно не горец и не черный, а самый обычный беженец-пенсионер,