"Анатолий Игнатьевич Приставкин. Золотой палач (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

Во время последней казни я поймал себя на желании тоже всадить нож в
истукана. И испугался этого. Не знаю, что на меня повлияло больше, - личное
ли отношение к Швейку или общий настрой толпы, жаждущей мщения и крови.
К счастью, мне в этот раз забыли предложить роль палача. Но остальное
было как всегда: приводили-уводили под конвоем, и я как бы становился такой
же необходимой принадлежностью ритуала, как сидящие на полу в роли судей
урки или сам истукан.
Я знал, что каждый мой приход в дальнюю спальню мог превратиться в
последний. Привыкнуть к этому было нельзя. Но сперва я нервничал, особенно
при виде нагловатых торговок с цепкими оценивающими взглядами, а потом
привык и уже стал воспринимать все довольно равнодушно. Чему быть, того не
миновать. Я даже оставил мысли о побеге, о самосожжении или ином варианте
избежать казни.
Мне почти регулярно стали приносить жратву, даже больше, чем прежде. Я
было отнес это на счет сочувствия Яшки Главного, но ответ оказался проще:
торговки, ожидающие прибытка, решили меня подкармливать.
Ни Тишкин, ни Жидок больше не появлялись у моих дверей, так что
общаться было не с кем. Но вдруг объявилась Катя. Я услышал сперва, как она
уговаривала очередного стража, а потом окликнула меня:
- Саша, ты жив? Как себя чувствуешь?
- Жив, - сказал я в щель двери.
- А я думала о тебе. Все время. Ты не голодный?
- Нет, меня тут подкармливают.
- Мама тоже говорит: мир не без добрых людей, - сказала она.
- Да, они ужасно добрые.
А про себя подумал: особенно если попадешь к ним на кухню!
- Хочешь, я тебе картофелину вареную дам? Это от мамы. Я их две штуки
принесла: одну сторожу, а одну тебе.
Картошку ей разрешили подсунуть под дверь. Я ее тут же с кожурой
проглотил. Спросил: а кто ее мама?
- Она учительница, - сказала Катя. - Преподает русский и литературу. А
что?
- Да так просто. Спасибо за картошку. Скажи, а вот картина, где мы...
встретились... Ну про виноватых... Или как она там?
- "Без вины виноватые", - сказала Катя. - Это по Островскому. А что?
- А, который про Павку Корчагина!..
- Нет, нет, - сказала Катя. - Это не он. Был еще один Островский. Тоже
знаменитый. Если хочешь, я спрошу у мамы, у нее книжка его была, -
предложила Катя. - А ты долго еще будешь сидеть?
- Не знаю.
- Я о тебе рассказала маме, и она хочет идти к вашему начальнику...
- Не надо! Не надо! - почти закричал я.
- Почему? Я вот с Яшей разговаривала, он говорит, что готов тебя
отпустить... Да, правда. Если ты выполнишь его просьбу.
- Какую?
- Не знаю какую. Что-то насчет манекена, в который вы играете. Ты видел
этот манекен?
- Истукана, - поправил я. - Да, видел.
- И что он делает?