"Анатолий Игнатьевич Приставкин. Золотой палач (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

машиной (в войну - машина, нам такое и представить было невозможно), и что
однажды, когда мы шлялись, они даже проехали навстречу, но не узнали или не
захотели узнавать сынка. Мы тут же предложили проколоть им шины, поджечь дом
или хотя бы накласть перед дверью. А еще проще - отравить собаку. А он лишь
покачал головой и сказал: "В чем собака-то виновата? Она добрая, она-то меня
понимала..."
Говорят, что там, на рынке, его окликнули, и он, улыбаясь, доверчиво
пошел. И у лабазов, где было меньше всего свидетелей, двое подростков
схватили его за руки, а третий деловито, будто исполняя работу, воткнул ему
в бок, провернув для верности, огромный остро отточенный гвоздь. Или штырь.
Какая разница. Когда мы прибежали, он лежал среди собравшейся толпы и
смотрел вверх. Он еще дышал, только кровь при каждом вдохе начинала сильней
булькать из раны. А потом откинул голову и застыл. Мы взяли Швейка на руки и
так пошли, и никто нас не остановил, никто не попытался помочь. Только тетка
одна сердобольная всхлипнула, но один из нас так на нее посмотрел, что она
тут же исчезла. Мы всех в тот момент ненавидели: и тех, кто молчал, и тех,
кто попытался нам сочувствовать. Все они убили нашего Швейка! И мы знали,
что вернемся сюда и тоже кого-нибудь убьем. Да мы всех убьем, потому что все
убивали нас. Убивали тем, что смотрели, как мы голодаем, тем, что ловили нас
и били, тем, что видели, как мы бросаемся за мерзлой картофелиной, упавшей с
возка в грязь, как жмемся к ним, своим врагам, погибая от холода, от вшей,
от язв... Убивали, потому что боялись подойти, боялись помочь, боялись
нарушить свой скверный, полуголодный мир, который у них еще был. Именно в
тот момент, когда мы несли нашего товарища, мы становились врагами всего
человечества и точно знали: все человечество против нас. Мы несли Швейка по
огородам, по насыпи, по свалкам, временами садились, положив его на землю и
подстелив ему под голову, чтобы не было жестко, лопухи. Не было слов, даже
слез не было.
Мы принесли его в лесок и там, на поляне, вырыли руками неглубокую яму,
а потом засыпали, затоптали могилу, сравняв ее с землей. Чтобы никто никогда
не смог найти нашего Швейка.
Воспитателям мы ничего не сказали. Да они не очень и спрашивали.
Карабас Барабас предположил, что мальчик уехал к родителям. А другой сказал:
"Да, конечно, они известные люди и, наверное, решили забрать его к себе". А
мы слушали и знали, что, может быть, когда-нибудь убьем и этих воспитателей.
Потому что они тоже сейчас убивали Швейка. Убивали как бы по второму разу,
ибо ничто, даже исчезновение одного из нас, не могло их прошибить. Да
пропади мы все пропадом, они бы так же спокойно рассуждали и оправдывали
наше исчезновение, спровадив нас к кому-то, кого на самом деле у нас не
было...
- Виноватых казнить! - было заключено хором. - Родителей казнить! Убийц
казнить! И свидетелей! Свидетелей тоже!
Каждый из четырех обвинителей подошел и воткнул спицу в истукана.
Главный громко объявил, что за Швейка может казнить каждый желающий.
- А ножами? А штырями? А гвоздями? А чем еще... можно?
И посыпалось. Истукан не выдержал ударов и пал на землю, где его
затоптала безумствующая толпа подростков.


Название