"Михаил Михайлович Пришвин. Лесная капель ("Родная земля") " - читать интересную книгу автора

больного места, которое столько лет не может зажить.
Я очнулся, услыхав песнь зяблика. Ушам своим не поверил, но скоро
понял, что те птички, летевшие из тумана, те ранние гости - были все
зяблики. Тысячи зябликов все летели, все пели, садились на деревья и во
множестве рассыпались по зяби, и я в первый раз понял, что слово "зяблик"
происходит от "зяби". Но самое главное при встрече с этими желанными
птичками был страх, - что, будь их поменьше, я, думая о себе, очень
возможно, и вовсе бы их пропустил.
Так вот, - раздумывал я, - сегодня я пропущу зябликов, а завтра пропущу
хорошего живого человека, и он погибнет без моего внимания. Я понял, что в
этой моей отвлеченности было начало какого-то основного большого
заблуждения.

"НЕВЕДОМОМУ ДРУГУ"

Солнечно-росистое это утро, как неоткрытая земля, неизведанный слой
небес, утро такое единственное, никто еще не вставал, ничего никто не видал,
и ты сам видишь впервые.
Допевают свои весенние песни соловьи, еще сохранились в затишных местах
одуванчики, и, может быть, где-нибудь в сырости черной тени белеет ландыш.
Соловьям помогать взялись бойкие летние птички - подкрапивники, и особенно
хороша флейта иволги. Всюду беспокойная трескотня дроздов, и дятел очень
устал искать живой корм для своих маленьких, присел вдали от них на суку
просто отдохнуть.
Вставай же, друг мой! Собери в пучок лучи своего счастья, будь смелей,
начинай борьбу, помогай солнцу! Вот слушай, и кукушка взялась тебе помогать.
Гляди, лунь плывет над водой: это же не простой лунь, в это утро он первый и
единственный, и вот сороки, сверкая росой, вышли на дорожку, - завтра так
точно сверкать они уже не будут, и день-то будет не тот, - и эти сороки
выйдут где-нибудь в другом месте. Это утро единственное, ни один человек его
еще не видел на всем земном шаре: только видишь ты и твой неведомый друг.
И десятки тысяч лет жили на земле люди, копили, передавая друг другу,
радость, чтобы ты пришел, поднял ее, собрал в пучки ее стрелы и обрадовался.
Смелей же, смелей!
И опять расширится душа: елки, березки, - и не могу оторвать своих глаз
от зеленых свечей на соснах и от молодых красных шишек на елках. Елки,
березки, до чего хорошо!

"ЛЯГУШКИ ОЖИЛИ"

Ночью мы сели в шалаш с круговой уткой. На заре хватил мороз, вода
замерзла, я совершенно продрог, день ходил сам не свой, к вечеру стало
трепать. И еще день я провел в постели, как бы отсутствуя сам и предоставляя
себя делу борьбы живота и смерти. На рассвете третьего дня мне привиделся
узорчатый берег Плещеева озера и у частых мысков льда на голубой воде белые
чайки. Было и в жизни точно так, как виделось во сне. И до того хороши были
эти белые чайки на голубой воде и так впереди много было всего прекрасного:
я увижу еще и все озеро освобожденным ото льда, и земля покроется зеленой
травой, березы оденутся, услышим первый зеленый шум.
Еще вчера повернуло на тепло и был слышен легкий раскат отдаленного