"Михаил Михайлович Пришвин. Кащеева цепь (автобиографический роман) " - читать интересную книгу автора

Мне выпала доля родиться в усадьбе с двумя белыми каменными столбами
вместо ворот, с прудом перед усадьбой и за прудом - уходящими в
бесконечность черноземными полями. А в другую сторону от белых столбов, в
огромном дворе, тесно к садам, стоял серый дом с белым балконом.
В этом большом помещичьем доме я и родился.
С малолетства я чувствовал себя в этой усадьбе ряженым принцем, и
всегда мне хотелось раздеться и быть просто мужиком или сделаться настоящим
принцем, как в замечательной детской книге "Принц и нищий".
Это маленькое имение, около двухсот десятин, было куплено дедом моим
Дмитрием Ивановичем Пришвиным, елецким потомственным почетным гражданином,
у дворянина Левшина, кажется, генерала.
После семейного раздела Пришвиных Хрущево досталось моему отцу,
Михаилу Дмитриевичу Пришвину.
Вот так и случилось, что елецкий купеческий сын, мой отец, сделался
помещиком.
В барском имении мой отец вел себя не по-купечески: весь огромный
усадебный двор он окружил строениями для кровных орловских рысаков, вдоль
ограды тянулась длинная и новая маточная [Маточная - помещение для кобыл с
маленькими жеребятами. (Здесь и далее примеч. М. М. Пришвина.)], поперек
под углом - старая маточная и за нею - варок [Варок - огороженное место для
выгула коней.]. В доме всюду во множестве были развешаны потреты
отечественных рысистых коней, написанные знаменитым в то время художником
Сверчковым.
Рассказывали мне, что отец сам выезжал рысаков и не раз в Орле брал
призы. Еще отец мой был замечательным садовником, и некоторые его цветы,
поддержанные после его смерти моей матерью, и особенно фруктовые деревья
так и остались со мною на всю мою жизнь.
А еще отец, конечно, был превосходным охотником. Догадываюсь, что
среди хороших знакомых отец был веселым затейником, и та чудесная
музыкальная речь, которая мне везде и всюду на родине слышится, может быть,
тоже была украшением веселой жизни хрущевского "принца".
Скорее всего, я думаю теперь, кроме маленького имения, отцу при
разделе досталось немало тоже и денег, а то откуда же взять средства на
такую веселую жизнь! Как жаль мне отца, не умевшего перейти границу первого
наивного счастья и выйти к чему-нибудь более серьезному, чем просто звонкая
жизнь.
Где тонко, там и рвется, и, наверно, для такой веселой, свободной
жизни у отца было очень тонко. Случилось однажды, он проиграл в карты
большую сумму; чтобы уплатить долг, пришлось продать весь конский завод и
заложить Имение по двойной закладной. Тут-то вот и начинать бы отцу новую
жизнь, полную великого смысла в победах человеческой воли. Но отец не
пережил несчастья, умер, и моей матери, женщине в сорок лет с пятью детьми
мал мала меньше, предоставил всю жизнь работать "на банк".
Вот почему теперь я и держусь своей матери: через мать я природе своей
получил запрет, и это сознательное усилие принесло мне потом счастье.
Я был еще совсем маленьким, когда умер мой отец, и до того еще был
неразумным, что событие смерти отца в нашем хрущевском доме не переживал
глубоко. Если теперь говорю, что жалею отца, то не его именно жалею, а того
отца, кто мог бы своим вниманием указать мне в жизни истинный путь. Всю
свою жизнь я чувствовал недостаток такого отца, и, мне кажется, в своих