"Лев Правдин. Берендеево царство (Роман-хроника)" - читать интересную книгу автора

вступил, показалась мне особенно красивой и доброжелательной. Мне стало
жаль, что она не знает, как это здорово иметь свое место в строю, работать
до того, что ломит все тело, отчего возникает какое-то особое уважение к
самому себе. Как это здорово - есть честно заработанный кулеш. Как было бы
хорошо, если бы она знала все это, если бы она была сейчас здесь, со всеми.
Со мной.
На этом мое недолгое, как вздох, и такое же томительное воспоминание о
любви было перебито веселой плясовой "Сергеевной". Уже кто-то гремел
каблуками на железнодорожной платформе, а все остальные стояли вокруг,
отбивая ладонями такт и в то же время отчаянными голосами напевали
залихватскую песню. В ней было мало смысла, но зато много того подмывающего
веселья, без которого невозможна настоящая пляска.

Шуба рвана, без кармана,
Без подметок сапоги.
Сорок восемь верст прошли!

И кто-нибудь выкрикивал:
- Даешь еще!..
И снова лихая "Сергеевна" в грохоте, в свисте, в блеске глаз кружилась,
не зная устали.

Сергей поп, Сергей поп,
Сергей валеный сапог,
Пономарь Сергеевич
И звонарь Сергеевич,
Вся деревня Сергеевна...

У самого моего уха раздался пронзительный свист. Это Сережка. Стоя на
поленнице, он поводил плечами, а потом, не сдержавшись, сорвался вниз, в
одну секунду взмахнул на платформу и загромыхал сапогами. Надо сказать,
плясал он лихо и с таким самозабвенным отчаянием, словно это была его
последняя пляска и после нее хоть помирать.
Утомившись, он поднялся на штабель, отдуваясь, опрокинулся на спину и,
глядя в небо, отчаянным голосом сообщил:
- Слушай, должно быть, сбегу я скоро.
Это сообщение меня не очень удивило, он и раньше говорил о своем
намерении уехать в Питер, разыскать там художественную студию, о которой я
так много и так восторженно рассказывал. Главное, чтобы его приняли, чтобы
не прогнали сразу, а все остальное как-нибудь устроится. Голодать и холодать
ему не в диковинку.
- Сбегу. Глафира меня отпустит, а от батьки сбегу, коли он доброго
слова не понимает. Я - работник, а он меня ремнем.

8

Через два дня, как и было назначено, я пришел за ботинками. Порфирий
Иванович сидел на пороге под навесом, откинув в сторону свою деревяшку. Он
курил и смотрел, как я приближаюсь к нему.
- Здравствуйте, - противным, охрипшим от переживаний голосом