"Лев Правдин. Берендеево царство (Роман-хроника)" - читать интересную книгу автора

грачи и, прокричав отчаянно и нестройно, косой тучей пронеслись над толпой,
взмыли к небу и рассыпались над кладбищем.
- Вы жертвою пали в борьбе роковой!.. - хрипло и страстно запел
сапожник.
Глафира пела низким скорбным голосом, положив свои тяжелые руки на
деревянное надгробье. По ее лицу катились обильные слезы.

4

С моим первым начальником Сережкой Сысоевым мы сразу и прочно
сдружились, с первых слов, когда выяснилось, что и он и я мечтаем стать
художниками.
По возрасту он был старше меня почти на три года и лет на десять - по
жизненному опыту, но намного младше в смысле образования: два года начальной
школы, в то время как я уже закончил второй класс реального училища в
Петрограде. Но у него был полугодовой стаж пребывания в комсомоле, то есть
ровно столько, сколько существует наша ячейка. Он был ее организатор и
несменяемый агитпроп. Отец его, бродячий маляр и живописец, расписывал
хоромы богатеев-хлебников, украшая чайные по всему Заволжью. Сережка помогал
отцу с самых малых лет. Разделывали стены под дуб, под мрамор, под атлас.
Без страха и сомнения малевали чудовищные, как бред, розы и тюльпаны. Это
называлось "пустить пукеты". А если заказчик попадался с фантазией и
требовал экзотики, то "запускали Лаврентия", то есть малевали лавры, пальмы
и разных охряных зверей.
Чайная была расписана под мрамор. Сережка спросил:
- Как тебе наша работа?
Стараясь не глядеть на умопомрачительные черно-синие разводы, я тоже
спросил:
- А ты настоящий мрамор когда-нибудь видел?
- О, сказанул! Это ж роспись, художество. У настоящего мрамора вид
неинтересный, серый, из него только памятники на кладбище делать. А тут
смотри, как играет, оторопь берет! Нет, не понимаешь ты настоящего
художества. Оно, брат, такое должно быть, чтобы тебя вдарило, искра чтобы из
глаз!..
От волнения разгорелось его пестрое лицо, маленькие неопределенного
цвета глазки сами собой часто замигали. Слушать его было интересно и
удивительно: он говорил совершенно то же самое, о чем с неменьшей
горячностью толковали мои старшие товарищи по студии в Петрограде: о
живописном решении сюжета и о бездарной фотографичности. Но там были
художники, а тут полуграмотный парнишка с самым примитивным представлением
об искусстве.
Меня только задел его снисходительный, поучающий тон и его уверенность
в своей правоте. Я начал ему возражать и как-то его обозвал. Я не помню,
как, наверное, обидно, потому что он сейчас же смазал меня по затылку и
немедленно получил сдачи. Я очень удачно попал кулаком в его тонкий
хрящеватый нос.
Размазывая кровь по щеке, он удивленно спросил:
- Ты чего же дерешься?
- А кто начал?
- Разве я дерусь? - еще более удивленно сказал он. - Я тебя учу. Меня