"Лев Правдин. Златая цепь" - читать интересную книгу автора

для нас дело. В коробочке находился пинцет, которым надо было брать литеры и
вдвигать их в желобочки верстатки. Как-то мы оба догадались вдвигать литеры
не слева направо, как при чтении, а наоборот.
- Ну скорей же, скорей! - торопил я отца.
Он прижал набранные строчки к мастике и передал верстатку в мои
дрожащие в предвкушении чуда руки. На бумаге четко оттиснулись две
фиолетовые строчки: мои имя, отчество и фамилия. Чудо совершилось - мое имя
напечатано. Увековечено. Смею заверить, никаких честолюбивых мыслей в этот
момент у меня не возникало.
Просто я чувствовал себя не только самым счастливым, но и самым
могущественным человеком. Чувство ошеломляющее, как вспышка молнии -
ударила, ослепила и погасла. Но ощущение счастливого могущества осталось на
всю жизнь, и каждый раз стоит мне только услышать ни о чем не сравнимый
запах типографии, как это чувство вспыхивает с прежней силой.
Но вернемся в кабинет, где в эти незабываемые минуты совершалось
главное чудо. Чудо из чудес. Оказалось, что составленное из отдельных литер
слово можно напечатать много раз. Сколько захочу, столько и напечатаю. А
отец, взволнованный не меньше моего, расхаживал вдоль книжных шкафов и
говорил:
- Удивительное это изобретение подняло человека на высоту недосягаемую.
Книгопечатание двинуло цивилизацию вперед так, как еще не удавалось ни
одному изобретению. Без печатного слова знания и открытия распространялись
медленно или вовсе оседали на месте, как никому не нужные камни. Идеи ползли
медленно, как улитки, и зачастую погибали в пути...
В синей домашней косоворотке он попеременно отражался в стеклах шкафов
и с воодушевлением говорил:
- Типографию можно сравнить о дальнобойным орудием самого большого
калибра. Орудие культуры! Оно стреляет через все века и границы метко и
точно...
Отец мой, как и всякий очень мирный человек, обожал грозные сравнения.
И всегда он был прав, по-моему.


* * *

1915 год. Шла первая мировая война. Отца мобилизовали почти сразу же и
направили в школу прапорщиков.
- Школа, в которой учат убивать людей! - возмущенно говорила мама. -
Святые слова - "школа", "учить"... Все опоганила война. И эти крестьянские
мальчики, которых ты учил добру и справедливости, их тоже теперь ты погонишь
убивать, когда станешь прапорщиком. И у тебя на глазах их тоже будут
убивать.
- Не знаю, - проговорил отец. - Не все так безнадежно, как тебе
представляется. Судя по началу, война не будет долгой. Скорее всего, нас
побьют, как в пятом году. - И торжествующим шепотом закончил: - И тогда
ударит революция, какой еще не видывал мир...
Прощаясь со мной, отец выдвинул верхний ящик письменного стола:
- Вот ключи от всех шкафов. Теперь ты хозяин и старший мужчина в семье.
Помогай маме во всем.
Так мне было доверено самое дорогое-мама и книги. Я сразу вырос в