"Лев Правдин. Златая цепь" - читать интересную книгу автора

- "Руслан и Людмила". - Я усмехнулся. - Сказка?
- Читай, читай, - торопил отец.
- "У лукоморья дуб зеленый..."
И дальше пропали все слова, исчезли строчки и вообще все на свете. Отец
что-то говорил, снял меня со стола и перенес на диван, а я ничего не слышал
и не чувствовал. Я ЧИТАЛ. Читал настоящую, взрослую книгу.
Вряд ли то, что происходило в те часы со мной, и во мне, можно считать
чтением. Я не просто читал, я жил в Лукоморье, не замечая, что живу в чудном
мире воображения, в мире СЛОВА, этого удивительного материала, из которого
сделана ЛИТЕРАТУРА - лучшее из всех творений человека.
И в то же время это было ничем иным, как обыкновенной литературной
учебой. Ничего, что я еще мал: для учебы, тем более литературной, возраст -
несущественное условие. Чем раньше человек побывает у "Лукоморья", тем лучше
для него, тем полнее станет вся его последующая жизнь. А ведь есть же люди,
которые никогда там не бывали. Мне жаль, их, этих нищих духом бедняков.
Мой отец вырос в семье пастуха и, как положено, должен был помогать
отцу. Когда ему еще не было восьми лет, мать сама обула его в лапти и,
заматывая оборки, проговорила:
- Ну вот, сыночек, теперь ты мужичок справный, отцу помощник.
А его отец повесил через сыновье плечо длинный пастуший кнут,
сплетенный из конопляных веревочек. Так началась его трудовая жизнь, и
продолжалась она до пятнадцати лет. Сезонность работы позволила ему окончить
сельскую церковноприходскую школу. Он хорошо учился, и у него оказался
стойкий, закаленный трудом и лишениями характер. Учитель помог ему поступить
в семинарию, окончив которую он и сам стал учителем в своем родном селе
Заполье Плюсского района Псковской области. Моя мать тоже была сельской
учительницей и, кроме того, самозабвенно любила театр. Сначала она играла на
любительских сценах, а впоследствии и на профессиональных. Я родился в
Заполье, в 1905 году.
Эти анкетные сведения совершенно необходимы для того, чтобы представить
благодатный климат, в каком прошли мои детские и юношеские годы. Климат
трудовой интеллигентской семьи начала революционного века. Труд и творчество
почитались у нас главными доблестями. Материальное благополучие считалось
желательным, но совсем не обязательным. Легко жить только бездельникам,
легко и неинтересно, а значит, плохо. Хорошо живет только человек
деятельный. Трудно он живет, интересно.
Это я слышал в нашем доме всегда, с того дня, как только сам научился
говорить и понимать сказанное. Много позже мною была усвоена непреложная
истина: творчество должно стать потребностью каждого человека.


* * *

Когда мне исполнилось девять лет, отец подарил мне типографию.
Резиновые литеры, жестяная верстаточка на три строчки набора и красочный
аппарат - суконный лоскуток, пропитанный мастикой. Все это богатство
помещалось в картонной коробочке чуть побольше папиросной. На крышке
литографским способом напечатано: "Печатный прибор "Гутенберг" и портрет
бородатого старца в широком берете.
Мы уединились в кабинете - отец и я, - чтобы без помех освоить новое