"Александр Сергеевич Потупа. Нечто невообразимое" - читать интересную книгу автора

- Боюсь, это уже невозможно, - хмуро ответил Карпулин. - Строго
говоря, за небрежное обращение с экспериментальными средствами против
Клямина уголовное дело возбудить могли. Но суть в ином - он несовместим с
Топаловым, а после той сцены в кабинете окончательно несовместим. И,
конечно, за всем этим стоят и его дворницкая демонстрация, и многолетнее
неприятие Топалова как ученого - вспомни хотя бы знаменитое выступление на
ученом совете...
Я помнил, очень хорошо помнил. Тогда Клямин исключительно ярко
нарисовал картину топаловской научной школы, нарисовал едва ли не единым
мазком - несущийся автомобиль мировой науки и топаловцы, пытающиеся лизнуть
задний бампер, придав ему тем самым дополнительный блеск... И я знал, что
такого никто не прощает.
- В общем, много всего, - продолжал Карпулин, - и мне, откровенно
говоря, не справиться. Топалов поднял страшную бучу, а его связям можно
позавидовать... Разве что удастся сохранить за Кляминым должность
профессора-консультанта, не знаю...
И он встал с кресла, давая понять, что разговор окончен. После этого
мы не встречались около трех лет, до недавних пор, когда и произошел
инкриминируемый мне второй эпизод.


9

На этот раз Карпулин пригласил меня на свою дачу по собственной
инициативе. Мы опять приехали с Максимуком и сразу поняли, что Ким
Спиридонович пребывает в крайне плохом настроении. Только что грохнула
история с Топаловым и Кларой Михайловной, и я знал, что могучие связи
нашего шефа заставляют Карпулина ехать в Москву для принятия какого-то
окончательного решения.
Карпулин подробно расспросил о случившемся, между прочим, намекнул,
что на меня и мой правдомат запросто могут собак навешать, именно так и
сказал: "собак навешать".
Поведением Топалова он был искренне возмущен, высказался в том смысле,
что с академика за это три шкуры спустить следует (дословно: "три шкуры").
Я попытался возразить, что данный случай, разумеется, безобразен, но
фактически за Топаловым тянутся куда более пакостные дела, на которые никто
особого внимания не обращал, тот же Клямин, к примеру... Ким Спиридонович
совсем помрачнел.
- Слушай, не трави ты мне душу с этим Кляминым. Мы ж все задним умом
крепки... Теперь я и сам понимаю, что виноват, не представлял я, что старик
такой большой ученый. У нас ведь как - нередко лишь некролог взвешивает
личность...
Между прочим, Клямин умер ровно через три месяца после увольнения из
Центра. Я знаю, что Карпулин пытался сохранить за стариком хотя бы
консультантскую позицию, но и это не удалось. И Клямин, ампутированный от
своей лаборатории, от дела всей своей жизни, быстро угас. Быстро и тихо.
- Так вот живет рядом с тобой рядовой, вроде бы, профессор с дурным
характером, - продолжал Карпулин. - Живет, хлеб жует, начальству кровь
портит, статейки пишет, больных лечит... Вдруг помер, и на тебе - только
из-за рубежа два десятка соболезнований. И выясняется, что Нобелевскую он