"Александр Сергеевич Потупа. Нечто невообразимое" - читать интересную книгу автора

строительства. Между тем все хотят кушать мясо с картошкой, хотят ходить по
чистым улицам и жить в отдельных благоустроенных квартирах. Было бы
идеально обеспечить каждый фронт работ соответствующими специалистами, но
не выходит, пока, понимаешь ли, не вытанцовывается все по-научному... И мы
вынуждены затыкать прорывы. Предложите что-нибудь, найдите, черт возьми,
лучшее решение - без прорывов и без профессорского картофелекопания! Дайте
вариант, в котором каждая морковка и каждый килограмм городского мусора
обходились бы нам дешевле - без таких моральных и материальных потерь!
- На это работа экономистов и плановиков, - возразил я. - Почему они
не делают своей работы? И зачем вы принимаете их порочные варианты?
- Ты что, ребенок? - уже с некоторым возмущением перебил меня
Карпулин. - Эти люди тоже поставлены в определенные рамки, они обрамлены
уровнем финансирования каждой конкретной сферы, они вынуждены решать задачи
сегодняшние, а сегодня нужно, чтобы не было голодных и бездомных. Ни в коем
случае! Завтра многое изменится, но до завтра надо дожить. Это вашему брату
кажется - древняя иллюзия ученых-естественников, - что каждый шаг должен
делаться сугубо рационально, разумнейшим способом. Но ваше рацио -
постоянно рвущаяся сеть, и часто приходится прикрывать дырки грудью.
- Делай дырки, ибо всегда найдется затыкающая их грудь! - хохотнул
Максимук.
- А ты, Иван, брось! Ты мне не совращай молодого человека. Над ним уже
поработали неплохие совратители. Тот же Клямин...
- Что Клямин? - не понял я.
- А то! Ты полагаешь, Клямину ставят в вину только инверсин? Инверсин
- это, если угодно, последняя капля, толчок, повод... Ты думаешь, мы забыли
его дворницкую демонстрацию?
- Какую-какую? - переспросил Максимук.
- Ага, тебе будет интересно! Несколько лет назад лабораторию
профессора Клямина хотели бросить на уборку строительного мусора в
подшефной школе. Разумеется, его лично туда никто не звал, требовалось
выделить десять человек на один день. Конечно, Топалов тут переусердствовал
- в лаборатории Клямина всего-то с полтора десятка сотрудников и
лаборантов. Но профессор поступил по-своему - он запретил своим людям
выходить на уборку, он пошел туда один с метлой и лопатой и ровно на 10
дней. Скандал получился страшный - как раз в это время к Клямину приехала
какая-то научная делегация и он принимал ее в школьной раздевалке во время
собственного обеденного перерыва. По-моему, тогда у Чолсалтанова появились
первые седые волосы и, конечно, выговор без занесения...
- Готовый материал для рассказа, - прокомментировал Максимук.
- Кому для рассказа, а кому - для персонального дела. Меня из-за этого
в Москву тогда вызывали. А вы говорите... Да ты, Вадим Львович, без всякого
инверсина фрондерством от Клямина заразился, разве нет?
- Но, мне кажется, все это мелочи, - сказал я. - Это не снижает
значимости работ Клямина. Ему надо помочь.
- Ты полагаешь, что наплевательское отношение к коллективу не снижает
ценности работника? Ведь Клямину-то плевать было, как выглядит его родной
Центр и даже родной город в глазах московских и зарубежных ученых... Ему
лишь бы свою точку зрения отстоять...
- Чего обиды вспоминать-то, - примирительно вмешался Максимук. - Ты
бы, Кимушка, и вправду подумал насчет помощи...