"Александр Потемкин. Я " - читать интересную книгу автора

хранилища!" - тут же пронеслось в голове. Впрочем, торопиться войти в храм
знаний я не стал. Я побрел по левой стороне вокруг здания, раздумывая совсем
на другую, неожиданную тему: насколько правильно с точки зрения морали homo
cosmicus, ненавидя в себе все человеческое, постоянно убеждаясь в
собственном превосходстве над этим видом животных, посвящая свою жизнь уходу
из природы человеков и замене их путивльцами, тянуться при этом к знаниям
прежней и современной цивилизации? То есть среди человеков искать себе
советников для уничтожения их собственного вида? Иными словами, использовать
плоды их исследований против них же самих. Не противоречу ли я себе?
Насколько эта мораль, характерная для человеков, приемлема для существ
будущего, к которым я себя причисляю? Или наоборот - совершенно неприемлема?
Этот простой, но совершенно неожиданный вопрос застал меня врасплох. Но тут
я вернулся к отправной точке: чтобы понять, как именно должен совершиться
исход людей в другой, потусторонний, мир и приход на их место нового, более
сильного и разумного существа, я нуждаюсь в академических знаниях. А все
книги - продукт мыслительной деятельности человеков. Если знания
исключительно людские, а я на них хочу опереться в выработке своей
методологии, то человек разве не разумен? Может быть, какую-то, хотя бы
самую незначительную часть людей - ну, скажем, полпроцента, - можно все-таки
отнести к элитной категории? Тогда эту элиту, наверное, следует взять с
собой в мир cosmicus. Согласен, что необычные мысли семнадцатилетнего
паренька, жившего в полном одиночестве, перечитавшего лишь книги лагерной и
городской библиотек, кому-то могли показаться наивными. Однако эти мысли,
влекущие к новому миру, переполняли меня, и я стремился продвигаться по
своему пути дальше. Усилить свой поиск, углубить знания. Но именно обходя
вокруг известной столичной библиотеки, я впервые задумался, что вся
ненависть к человеческому роду была у меня несколько незрелой, очень личной,
никакими книжными трудами еще не обоснованной. "Посмотрим, что нового дадут
мне книги в моем главном вопросе, насколько верна моя юношеская концепция,
что путивльцы должны срочно прийти на смену кроманьонцам". Впрочем,
внушительные объемы московского книгохранилища стали все больше смущать
меня. Порой меня охватывало желание вернуться на Казанский вокзал, найти
свой поезд, дать два рубля проводнику и провести день на верхней полке
общего вагона, а потом вернуться на Волгу, чтобы не подвергать себя
разочарованию. Чтобы вдруг не принять сердцем и разумом род людской! Не
согласиться с его правом существовать вместе с hоmo cosmicus. Ведь разбитая
мечта - самая страшная вещь для увлеченного разума! Но тут я подумал о
другом: а что если книги Дома знаний подтвердят правильность моих мыслей и
это потребует от меня решительных действий? Не знаю, каких именно, но
чрезвычайно смелых, необычных, великих с нашей точки зрения, но чудовищных,
исходя из их морали? Если я пойму, что самые умнейшие книги писались не
человеками, а случайно попавшими в этот чужой мир путивльцами? Ведь
неизвестно, почему на картофельном поле иногда сам по себе вдруг вырастает
сочный пшеничный колос! Что, мне придется организовывать вселенский пир с
ядом в вине? Нет! Это слишком человеческий прием. Путивлец на такое пойти не
может. Я могу согласиться лишь на чудо: например, в один час из двух полов
сделать один. Женский или мужской? Нет, лучше женский! Или чтобы все в
одночасье постарели! Все человеки стали восьмидесятилетними! А может,
наделить священников, мулл, раввинов и брахманов удивительной способностью
увлечь всех за собой в потусторонний мир? Это же трюк человеков! Или чудо