"Макар Трофимович Последович. С тобою рядом (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

человек в бобриковом пальто внимательно оглядел ее с головы до ног серыми
невыразительными глазками через холодные стекла очков и сразу же встал.
Нос у него был какой-то коротенький, точно обрубленный, а голос чуть
сиплый.
- Я, Антон Софронович, все не верю, что вы передумаете, - протягивая
узкую длинную ладонь, поспешно заговорил он. - Наша общественность должна
знать про героические дела партизан. Учтите, что в Белоруссии уже не
восемнадцать процентов грамотных, как было до революции, а больше
шестидесяти. Есть теперь кому читать. До свидания!
- Бывайте, - кинул ему сухо одно слово Корницкий. И, когда
Лазаревская, проводив взглядом долговязую фигуру незнакомого ей человека,
села, заговорил оживленно: - Давайте, Полина Федоровна, уйдем отсюда. Я
боюсь, что этот человек еще раз сюда вернется.
- А кто он такой?
- Журналист один.
- А что ему от вас надо?
- А я и сам еще хорошо не разобрался, - попытался отшутиться
Корницкий и тут же перешел на серьезный тон: - Хочу распроститься с вами
до вечера. Перед нашим свиданием ко мне заявился один из моих партизан.
Живым вырвался из когтей дефензивы* и сегодня ночью перешел границу. Надо
ему помочь поскорее уладить дела, устроиться и отдохнуть... А вечером
давайте сходим в театр на "Кастуся Калиновского". Билеты уже у меня в
кармане.
_______________
* Д е ф е н з и в ы - польская тайная полиция.

В первую минуту Лазаревскую обидел такой внезапный поворот дела. Но
взгляд Корницкого был такой открытый, что она не выдержала и сказала:
- Делайте, Антон Софронович, как вам надо... Я тоже еще не видела
"Кастуся Калиновского".
- Ну вот и хорошо! - заспешил Корницкий. - Только не обижайтесь.
Знаете, обстоятельства часто вынуждают человека делать не так, как он
записал это в своем распорядке дня.
Уговорившись о времени встречи около театра, Корницкий торопливым
шагом направился по засыпанной листьями аллее. Лазаревская решила
подождать минут пять, чтоб наедине с собой разобраться в своих чувствах.
До знакомства с Корницким поклонников было у нее немало. Они назначали
Лазаревской свидания, когда она работала еще в избе-читальне при волостном
исполнительном комитете, и позже, когда поступила на рабфак. Из студентов
разве что один только Яшка Бляхман, занятый по горло мировыми проблемами,
проходил безразлично мимо нее. Лазаревская выслушивала пылкие признания
поклонников и почему-то не чувствовала никакого отклика в душе. Одних она
жалела, над другими смеялась, но никому еще не сказала, что любит только
его одного, что он-то и есть тот самый, о ком она давно мечтала. Некоторые
подруги начали ее считать чрезмерно гордой, чрезмерно разборчивой,
некоторые хлопцы даже перестали с нею здороваться и стали распускать между
студентами разные небылицы. Кто-то из этих незадачливых поклонников вскоре
начал писать в бюро ячейки заявления, что Лазаревская никакая не батрачка,
а самая чистокровная дворянка, пробравшаяся на рабфак по подложным
документам. Хоть это и была анонимка, Яшка Бляхман решил самолично