"В.Н.Порус. Рациональность. Наука. Культура" - читать интересную книгу автора

Рационалист борется уже не за какие-либо частные моменты своего
мировоззрения, а за саму возможность его принципиальной защиты. Эпицентром
этих споров сегодня стала наука - последний бастион, сопротивляющийся
демифологизирующей работе человеческой критики", - констатирует современный
исследователь2. Действительно, естественно стремление философа,
осмысливающего трагическую ситуацию глобального "саморазрушения" мысли,
утратившей веру в, казалось бы, незыблемые ее основания, вернуть эту веру
хотя бы простым указанием на сферу, в которой эти основания остались
прочными. Такой сферой, начиная с известного исторического момента,
считалась наука - парадигма рациональности3.
Если наука - воплощенная рациональность, то критерии рациональности
совпадают с критериями научности. Такое переименование выглядит
привлекательно: наука - более "ощутимый" объект, чем Разум. Напрашивается
путь: исследуем этот объект, установим его сущностные, необходимые черты,
закономерности существования и развития - и получим рациональность в ее
высшем проявлении: "научную рациональность".
Переключение внимания на "научную рациональность" как будто избавляет
философскую методологию от "эссенциализма" - спекулятивного рассуждения о
"сущностях", якобы стоящих "за спиной" у реальных объектов, доступных
эмпирическому исследованию. В свое время критика "эссенциализма" К. Поппером
произвела такое сильное впечатление на современных философов науки, что
рассуждения о том, что такое рациональность per se, стали считать признаком
дурного тона. Вместо этого предпочитали вычленять, обобщать и анализировать
свойства и характеристики научного мышления, проявляющиеся в действительной
практике научных коммуникаций. Выходило, что если наука рациональна, то этим
она обязана наличию этих свойств и характеристик.
Этих, но... каких именно? Почему одни характеристики и свойства следует
считать описаниями научной рациональности, а другие - нет? Или - почему одни
характеристики являются в большей степени рациональными, чем другие?
К. Хюбнер выделяет пять основных форм интерсубъективности (т.е.
общезначимости, обеспечивающей продуктивную интеллектуальную коммуникацию),
в которых проявляет себя рациональность: семантическую интерсубъективность
(ясность и общая приемлемость понятий и построенных из них суждений),
эмпирическую интерсубъективность (обоснованность чьих-либо высказываний
эмпирическими фактами, бесспорными для всех участников дискуссии),
логическую интерсубъективность (обоснованность высказываний логическими
выводами), операциональную интерсубъективность (ясность, воспроизводимость и
общеприемлемость определенных образцов деятельности), нормативную
интерсубъективность (ясность, понятность и общее согласие относительно
правил поведения). Заметив, что эти формы соответствуют лишь имеющимся
интуициям и "что претензии на точные дефиниции в данном случае не могут быть
выдвинуты", он делает характерную оговорку: таким путем можно избежать
недоразумений, связанных с "эссенциалистской" трактовкой проблемы
рациональности. "Меня интересует не чт такое рациональность как таковая, а в
каком смысле употребляется сегодня это слово. Следовательно, я пытаюсь
только, говоря словами Витгенштейна, выработать правила нашей современной
"языковой игры", пронизанной идеалами науки"4. Иначе, о
рациональности можно говорить по правилам, принятым в современной культуре,
язык которой испытывает мощное воздействие науки и ее истории.
Интерсубъективность понятий и суждений и есть то, что мы называем