"Дик Портер. Преданное сердце " - читать интересную книгу автора

философии, поэтому сегодня я захватил с собой томик Кьеркегора, который
Манни дал мне почитать. Повальное увлечение экзистенциализмом все еще
продолжается. О Кьеркегоре я, вообще-то, могу немного поговорить, но никогда
его не читал, и сейчас, думаю, самое время этим заняться. Я усаживаюсь в
кресло в сторонке от Эрики. В предисловии много чего написано про Марселя и
Ясперса, но сегодня меня больше интересует сам Кьеркегор, поэтому я начинаю
сразу с авторского текста. Читается книга хорошо. Вместе с Кьеркегором мы
приходим к выводу, что вечность важнее времени, что страдание лучше греха и
что эгоизм принесет человеку много горя. Еще немного - и мы думаем, что Бог
находится за пределами разума, но тут я замечаю, что мысли мои начинают
сбиваться. Бог меня как-то уже больше не волнует, философские парадоксы
отступают, у меня перед глазами лишь тонкие бедра Эрики, и они раздвигаются,
и я вижу, то что между ними... Как-то в разговоре о живописи Манни употребил
новое для меня слово "чиароскуро"; по-моему, оно очень хорошо подходит для
этих бледных бедер, для этих лоснящихся черных завитков. Я помню, как
поблескивали эти волосы в полумраке комнаты, когда на них падал нечаянный
луч света с улицы. Нет, определенно, с Кьеркегором у меня ничего не
получается, и я откладываю книгу в сторону.

До закрытия остается еще полтора часа. Слова Манни о писателях-южанах
не кажутся мне убедительными, и я жалею, что мне не хватает образованности,
чтобы достойно ему возразить. Но если я не умею поставить Манни на место, то
есть ведь много других людей, которые способны это сделать, - и внезапно у
меня возникает желание почитать что-нибудь из того, что эти люди написали.
Взяв с полки антологию поэтов Юга, я быстро ее перелистываю и нахожу "Оду на
смерть конфедерата" Аллена Тейта - забористая вещь.

Надгробья одно за другим, не страшась наказанья,

Отдают имена на потеху стихиям,

Воет ветер, ветер без памяти...

Как всегда, я оказываюсь во власти стихов, поэтов Вандербилтской школы,
а когда дохожу до строк:

Там кроткий змей зеленеет в листве шелковицы,

И беснуется жало, пронзая глубокую тишь, -

Кладбищенский страж, у него мы все на счету!

меня охватывает какое-то нездешнее очарование. Затем я нахожу поэта,
чьи стихи действуют на меня сильнее всего. Это Доналд Дэйвидсон, мой старый
учитель. Я читаю его стихотворение "Ли в горах" и, кажется, слышу глуховатый
голос самого Дэйвидсона, декламирующего те самые строки. Окончена
Гражданская война, и генерал Роберт Ли, ставший президентом Вашингтонского
университета, обращается к своим студентам:

Юноши, Бог отцов справедлив