"Александр Поповский. Во имя человека" - читать интересную книгу автора

лишили жизнь прикрас.
- В углу тут стоит мое ружье, - грустно замечает ученый, - оно не
заржавеет, я чищу его. Я знаю, что уже не воспользуюсь им, но мне кажется
иногда, что я как-нибудь оставлю на день больницу и схожу на охоту...
Есть ученые, способные отдать свою жизнь науке. Их именами мы
справедливо гордимся. Но есть люди, способные на большее: отдать все свои
радости, все то, чем мы живем, во имя и для блага человека.

* * *

События перенесли методику лечения Вишневского далеко за пределы
Москвы - туда, где раны не наносятся стерильным ножом людьми в марлевых
масках, где каждая ссадина кишит болезнетворными микробами, опасностью,
которая несет в себе скорбные последствия.
Решение отправить бригаду в Халхин-Гол ученый принял на съезде
хирургов. То, что он узнал из докладов, подсказало ему, что ни дня больше
медлить нельзя. Кто мог подумать, что найдутся врачи, способные пренебречь
новокаином! При лечении раненных в бою у Хасана анестезия почти не
применялась. Каких только предлогов не приводили хирурги против нее!
"Травмированный красноармеец, - твердили они, - не выносит уколов; ползучий
инфильтрат усложняет операцию, удлиняет ее, приближая угрозу травматического
шока. Местная анестезия, - не сдавались они, - ранит психику красноармейца,
полное обезболивание не наступает, и раненый страдает вдвойне..." Сторонники
наркоза спешили отметить, что они предрекали это давно. Теперь все
убедились, что теория Вишневского - ничем не обоснованный миф.
Были и другие причины неуспеха анестезии в условиях полевой хирургии.
По милости любителей эфира и хлороформа в госпиталях было много
двухпроцентного новокаина, весьма необходимого при зубоврачевании, и Ни
одного порошка для раствора. Не было и людей, знакомых с техникой местной
анестезии.
Во главе бригады, выехавшей на фронт, был сын Вишневского - опытный
помощник отца.
Восемнадцати лет он стал изучать медицину, слушать курс в университете,
где когда-то учился отец. Здесь в глицерине и спирте хранились препараты
былого прозектора Вишневского и демонстрировались его работы. Влюбленный в
анатомию молодой Вишневский, как некогда отец, дни и ночи проводил в
анатомичке, трудился до изнеможения и мечтал о ней в часы короткого отдыха.
Из всех театров мира он считал самым священным анатомический.
С третьего курса он приступил к решению научных задач. Его занимал
вопрос: почему обезболивание не наступало у Шлейха сразу после вливания
раствора, а у отца это происходит мгновенно? Шлейх полагал, что само
давление струи добавочно обезболивает нервы, - так ли на самом деле?
Студент делал опыты на трупе, вводил в ткани окрашенный раствор и
прослеживал пути его следования. Сконструированный им аппарат опровергал
предположение, что давление новокаина усиливает анестезию. Все определяется
тугой струей, пущенной по заранее изученным ходам. Она широким потоком
ползет по клетчатке и прослойкам мышц, обезболивая все на пути. Шлейх не
учитывал футлярность строения тканей, убеждается экспериментатор,
неподвижный раствор оставлял большие участки не задетыми анестезией.
Сын подтвердил то, что отец проделал практически.