"Валерий Попов. Горящий рукав (Роман)" - читать интересную книгу автора

папа. Медленно потому, что заведенными назад руками тащит огромную
кровоточащую коровью ногу. Тогда это называлось - "отоварить лимиты".
С переездом из Казани сюда "лимиты" как-то переооформлялись,
задерживались, зато теперь - сразу! На площадку выскакивает хлопотливая,
веселая бабушка: "Чего ж ты, Алевтина, стоишь? Давай часть сюда, мне".
Да, было счастье!
Помню другой момент: полумрак, но света не зажигаем, и я понимаю
почему - нельзя разрушать то ленивое блаженство, счастье, что установилось в
доме по случаю воскресенья, когда все наконец вместе собрались. Отец и мама
лежат, одетые, на кровати поверх одеяла, и даже я чувствую, как вытекает из
их суставов усталость и тела наполняются блаженством. Потом они начинают
что-то петь, песня обрывается хохотом. Мать, как всегда, шпыняет отца, но
сейчас ласково, добродушно: "Медведь на ухо наступил!" Потом они начинают
шутливо бороться, как бы сталкивая друг друга с кровати. "Ой-ой-ой!"
- дурашливо вопит отец, зависнув над бездной и удерживаясь лишь за
мамину руку.
Да. Было!
Потом вдруг явилась тревога. Ночь, у меня в комнате темно, но лучится
под дверью щель и доносится глухой, прерывистый разговор.
Сердце колотится. Из их тихих слов я понимаю, что отца увольняют из
Всесоюзного института растениеводства - красивого здания на
Исаакиевской площади, где я так любил бывать - и направляют куда-то в
глушь, в область.
- Так селекционер и должен жить на полях! - бодро произносит отец, но
мать сразу решительно перебивает его.
- Ты никогда ни о ком не думал, только о себе!
Из дальнейшего я улавливаю, что вопрос назначения уже обсуждению не
подлежит - "партийная дисциплина"! Обсуждается - с еще большей тревогой
понимаю я - вопрос нашего "окончательного и бесповоротного переезда" (бодрая
формулировка отца) всей семьи туда!
Как же это? Куда же мы? А это все (все, привычное и уже любимое, я вижу
даже в темноте) исчезнет навсегда и никогда уже не появится? А там что нас
ждет, кроме тьмы? Неразличимая, но напористая мамина речь. Я слегка
успокаиваюсь: нас она в обиду не даст, и отец поедет туда один, а там
посмотрим.
И отец перестает появляться дома даже по вечерам. Как бледная тень,
является лишь в середине воскресенья - сидит, мучительно улыбаясь,
скрюченный - на новом месте от переживаний и отсутствия там горячей еды
разыгралась язва. Потом он и по воскресеньям перестает приезжать. Я чувствую
в домашнем воздухе еще больший напряг.
Отрывистые разговоры мамы по телефону: "Да... Да! И главное - кого
подобрал! Все уже попользовались и бросили ее за ненадобностью, а он
подобрал!"
Разговоры эти перепиливают нервы даже у меня. Что же испытывает моя
мама, если позволяет себе такие разговоры, которые так мучительно даже
слышать - не то что вести!
Потом вдруг она появляется вечером взвинченно-веселая, непривычно ярко
одетая, с тонкими выщипанными бровями. Говорит с бабушкой зачем-то очень
громко - чтобы услышал я? При такой интонации мама для большей
убедительности поднимает бровь.