"Валерий Попов. Горящий рукав (Роман)" - читать интересную книгу автора

Об этом вечере бездомном.
И я позабыть не мог! Оказывается, сам великий Бунин, будущий
нобелевский лауреат, чувствовал на том же месте то же самое, что и ты! Гении
были так же слабы, как ты сейчас! Стихи ставят нас рядом.
Сначала это их стихи - а потом, глядишь, и твои тоже?

ПЕРВАЯ ПРОЗА

Нет ничего бесприютней молодости. Ты - никто, и с отчаянием понимаешь
это, и даже не знаешь, куда нужно идти. Главное воспоминание тех лет -
тоскливое пересечение каких-то темных пространств, пешком или на трамвае.
Поворот, проблеск надежды, - но открывшаяся улица так же темна, пустынна и
никуда не ведет. И - что ты хочешь найти? Ты и сам не знаешь, ползешь
наобум. Наверное, какие-то объяснения тем блужданиям были, как-то я их себе
объяснял, но те смутные объяснения забылись, - а темные улицы снятся до сих
пор.
Можно, конечно, вернуться в родной двор. Но и там неуютно. И в наш не
совсем обыкновенный двор все же как-то пролезла всеобщая тогда и даже
обязательная идея врага - и наши не устояли.! Почему-то считается, что
смертельные враги - ребята из дома № 8 (среди них и мои одноклассники
есть!), но проведенная кем-то неумолимым линия фронта разделила нас. Кто так
нами командует? Но об этом вслух не спросить. В нашем тихом дворе
(родители - ученые) и горлопана-главаря даже нет. Так кому же мы
подчиняемся? Дай волю - и каждый с облегчением ушел бы домой, но воли нет,
и, по отдельности добрые, двором мы готовы к пролитию крови. Когда я однажды
ушел, сославшись на что-то, наши стаскивали под арку булыжники, оставшиеся
после асфальтирования переулка. Груда булыжников грозно росла.
Неужели мы кинем их в одноклассников? Видимо, да. Раз гора уже собрана,
не растаскивать же ее? Хотя, наверное, легче растащить, чем кидать камни в
головы... но поворачивать назад у нас считается позорным, какие бы ужасы не
вставали впереди. Наоборот: чем больше ужасы - тем ты смелей. И никуда не
денешься. Можно только вот так - уйти и сворачивать, и сворачивать в темные,
все более угрюмые улицы... но не до бесконечности же? Ноги подламываются, и
все равно вернешься в собственный двор - как раз к моменту самой
бессмыслицы, жестокости и отчаяния. Но, кажется, я заблудился - мимо этих
мусорных баков в заплесневелой низкой арке я уже проходил! Мои блуждания во
тьме стали удлиняться - оказалось, что свет занимает мало места на земле, а
тьма, наоборот, - много!
От этого вселенского неуюта было раньше спасение - прийти домой, но и
дома теперь стало так же сумрачно и неуютно. Помню, как было хорошо! Одно из
первых воспоминаний после приезда сюда - год, наверное еще сорок шестой. Я
сижу, думаю - и вдруг резкий звонок. Я бегу, открываю дверь. На площадке
стоит счастливая, улыбающаяся мама
- руки ее заняты, обвешаны сумками и плетеными сетками-авоськами, из
них торчат какие-то вкусно пахнущие кульки, свертки. Еда! Из выцветшего
рюкзака, повисшего на богатырском ее плече, торчат бледные куриные ноги.
- А папа где?
Мама, улыбаясь, молчит. Похоже, сюрприз еще не исчерпан. Вытягивая шею,
я гляжу вниз по лестнице. Оттуда, с улыбкой блаженства, и одновременно
какой-то обычной для него задумчивой отрешенности, медленно поднимается