"Борис Поплавский. Домой с небес " - читать интересную книгу автора

так что, кажется, глохнешь первые дни в деревне, - а за тишиной, медленно и
равномерно подчеркивая ее, пыхтел какой-то невидимый паровозик, отдыхая под
парами. Водоналивная башня, "водяной замок", неподвижно являла на солнце
свои окна без стекол, и уже во всем чувствовалось невидимое море - и в
низких скрюченных соснах, и в розовом гравии платформы, в конце которой,
слегка колыхаясь, спал матросский воротник. Оно было где-то рядом,
широкошумное и ослепительное, и Аполлон Безобразов ждал его, ухмыляясь и
выкатывая плечи, в то время как Олег тревожно думал о Тане и о том, как он
будет выглядеть в купальном костюме.
Вспоминал Олег также свое первое столкновение с его найденным наконец и
мгновенно угаданным хозяином, когда молчаливо и неподвижно она так долго в
упор посмотрела на него из полуопущенных ресниц татарских своих глаз на этом
несчастном Новом годе, когда, устроившись около ее кресла и держа, поднимая
ее тяжелые желтоватые античные руки, он рассказывал всю свою жизнь -
занятие, в котором для него не было ничего нового, но на этот раз таки нашла
коса на камень, он не встретил никакого особого сочувствия и замолчал,
пораженный грубой и мучительной силой неподвижного и презрительного взгляда
широко расширенных жадных глаз, и так это было ново для него, привыкшего к
болезненной материнской нежности еврейских женщин, что он вдруг понял, что
его слабая душа, не зная того, всю жизнь втайне боготворила только силу
сдержанности, молчание, высокомерие, судьбу, судью в любимом человеке и что
в Тане это соединялось, на его горе, со столь мягко-тяжелыми, женственными
плечами, со страшной силой, никогда еще не вырывавшейся наружу жизни, с
затаенной бесконечностью тепла и жестокости.
Подъезжая к Сен-Тропезу на скрипящем и раскачивающемся паровичке, Олег
вдруг вспомнил то особое, ни на что не похожее чувство сомнения, которое он
испытал, всматриваясь в эти пристальные татарские глаза, и в то время как
боль в сердце все время росла и росла, то, что казалось ему за секунду до
этого воплощением добра, тепла и жизни, вдруг становилось столь же реальным
присутствием холода, самолюбия и насмешки, и тогда желание поцеловать
мгновенно превращалось почти в ненависть и чуть не в желание ударить это
грубо-совершенное, так таинственно животное лицо.

II

Таня встретила Олега с расширенными от любопытства ноздрями. Шесть лет
тому назад, в Терезины дни, это был сутулый юноша в грязном воротничке,
казавшийся моложе своих лет, что-то запоздало-невзрослое и
неприятно-растерянное детское светилось тогда, путалось, опускало голову в
нем, но сквозь неврастению и тысячу неврозов земное, телесное брало свое, и
он все-таки рос, тяжелел, мужал. Та безнадежная ночная звенящая жалость ко
всему, не дающая ни принять жизнь, ни вступить в нее, скоро стала ему самому
неприятна, как накожная болезнь; он вдруг открыл в себе другое существо,
гораздо более грубое, решительное, юмористическое и религиозное в том
смысле, что оно, научившись переносить собственную нагрузку, не решалось
более судить и высокомерно сострадать чужой, не зная чужих утешений и тех
счастливых и таинственных вещей, которые происходят между ними и Богом,
подобные никому не видимым ночным ласкам мужа и жены. С тех пор, на
удивление - с тех пор как он, подобно Безобразову, стал замкнутее, холоднее,
веселее, - его отношения с людьми улучшились, и вообще у него появились