"Владимир Миронович Понизовский. Заговор генералов " - читать интересную книгу автора

- как пить дать. "Поверьте, господа, я не только не боевик, а и вообще не
эсер. Что до револьвера, так кто нынче не вооружен - всюду жулье, бандиты.
А воззвания - так ими в дни свобод были облеплены все стены!.."
Однако ж одиночки в "Крестах" отведать довелось. Вот когда его душу
оледенил страх. Ночами в каменной бессонной тиши, рассекаемой лязгом замков
и обрывающимися криками, сердце его схватывало от ужаса. Через неполных
четыре месяца, вконец измученный, он вышел из тюрьмы: вина его не была
доказана. Но надсадный, затаившийся в темных глубинах подсознания страх
остался. И все же снова, наперекор страху, его подмывало - на канат над
пропастью, в крест прожекторов, под гул голосов снизу.
Он не мог бы с определенностью сказать, каковы его убеждения. Вполне
был согласен с думским коллегой Маклаковым, в прошлом тоже присяжным
поверенным, что у людей их профессии нет убеждений, а есть только
аргументы. Да, представляя интересы частных лиц, адвокаты нередко сегодня
нападают на то, что с жаром защищали вчера. Выигрышные аргументы и умение
ими оперировать - вот главное.
Его не прельщала доходная практика по уголовным делам: виделся
бесконечный, растянутый на годы, ряд унылых процессов. Иное - дела,
окруженные вниманием общественности. Первый же его крупный процесс
националистической партии "Дашнакцутюн" отозвался шепотом по салонам,
именем в газетных отчетах: "Слышали? Читали?.. Не откажите познакомить!..
Ах, вы такой молодой, а так блестяще вели защиту!.." Потом Россию
всколыхнуло дело Бейлиса. Непосредственно приобщиться к нему не было
возможности: оно стряпалось в Киеве под эгидой местных губернских властей.
Но Александр Федорович предложил в коллегии столичных адвокатов выступить с
резолюцией протеста. Объехал конторы, собрал подписи. В высших сферах был
поднят вопрос о привлечении его к ответственности. Шум необыкновенный. Имя
- уже заглавными литерами на газетных полосах. Максимально мог грозить
месяц тюрьмы. Да и то лишь в случае лишения депутатской неприкосновенности
- к тому времени он был уже в Думе. Последним предвоенным громким его делом
было депутатское расследование расстрела рабочих на Ленских золотых
приисках. Речь в Таврическом. Брошюра "Правда о Лене", конфискованная
властями... Депутаты-трудовики выбрали его своим лидером.
"Человек - это стиль", - говорят англичане. Его стиль - возбуждение
общественного напряжения, пусть лишь ради скандала...
Сейчас, вскинув голову, опустив глаза, глядя себе под ноги, бледный -
бритое пудреное лицо, напряженные губы, - он взбежал на трибуну. Легкий
поклон в сторону кресла Родзянки. Взмах белой руки - будто в зал брошена
перчатка:
- Господа! Примирение со старой властью невозможно. В моменты
исторических испытаний Дума будет с народом! Все слова, которыми можно
заклеймить власть, преступную перед государством, сказаны. Не нужно
выставлять на первый план жалкую фигуру Протопопова. Дело не в Протопопове
- дело в системе!..
Александр Федорович рассчитал точно. Недавно назначенный Николаем II
министр внутренних дел Протопопов при вступлении в должность в раболепном
восторге не нашел ничего лучшего, как изречь: "Я признаю себя слепым
исполнителем воли государя". Даже монархисты обрушились на этакого болвана:
"Подобные утверждения недопустимы: слуги царя - не слепые, а сознательные
исполнители царской воли. Царю нужны слуги, а не холопы". Либералы же