"Григорий Померанц. Живые и мертвые идеи " - читать интересную книгу автора

теория пассионарных групп Л. Н. Гумилева - очень близкая параллель к теории
харизмы Макса Вебера. По Веберу, взрывные события истории коренятся в
личности вождя, харизматического лидера, своего рода пророка. Если вождь
добивается успеха, через какое-то время наступает рутинизация харизмы. По
Гумилеву, вождей, страстно захваченных новым чувством жизни, может быть
несколько, целая группа. Иногда это верно. Но дальше модель Гумилева
отличается от модели Вебера только терминологией: вместо рутинизации
харизмы - переход от консорции к конвиксии...
Попробуем приложить обе модели к знакомому материалу. Ленин был
действительно вождем, Брежнев считался вождем по должности. ЦК, избранный на
VI съезде, можно описать как консорцию, брежневское руководство - как
инерционное тело, конвиксию. Это не две теории, а два варианта одной теории.
Наиболее важное различие - то, что пассионарная группа (по Гумилеву) создает
новый этнос, а веберовская харизма этнически нейтральна. С точки зрения
француза, Вебер мыслит корректно, а Гумилев - некорректно.
Каждая модель Вебера - инструмент, приспособленный для решения
определенной задачи, а не отмычка ко всем секретам истории. "Да и все, кого
мы знаем" - фраза, для Вебера невозможная. В "Протестантской этике"
создается модель генезиса капитализма, в идеальных моделях индийской,
китайской, японской культуры Вебер - один из основоположников современной
культурологии, а для взрывных, непредсказуемых исторических движений создана
теория харизмы. Идеологии из этого не построишь. Для идеологии нужна теория,
объясняющая все богатство истории чем-то одним; и третья причина успеха
теории этносов в нашей стране (и равнодушия г-на Кейюа) - то, что это
идеология, ненужная деидеологизированному Западу.
Впоследствии Л. Н. Гумилев дополнил свою теорию экологическими
соображениями (в первый публикациях этих соображений не было) и попытался
вывести экологические катастрофы из "химерического комплекса", то есть из
переплетения внутренне несовместимых этносов. Примером химерического
комплекса было избрано манихейство. Соль здесь заключалась в том, что Мани в
юности испытал влияние иудеохристианства. Таким образом, козел отпущения был
найден. Между тем ортодоксальное христианство тоже было создано
"химерическим комплексом" - взаимодействием иудеев и эллинов (а впоследствии
и римлян). Из чего следует, что несовместимых этносов нет, а трудное
совмещение может быть чрезвычайно плодотворным.
Статью Бородая, в которой популяризировались новые идеи Л. Н. Гумилева,
официально осудили за расизм (факт не частый в период застоя), но "Этногенез
и биосфера" был взят на депонент в Институте научной информации, и с него
разрешалось делать ксерокопии; число их достигло 20 000. Таким образом, идеи
Л. Н. Гумилева распространялись, как картофель во Франции XVIII в., когда
королевский министр Тюрго дал гласный приказ охранять склады с картофелем и
негласный - охранять плохо, не мешать крестьянам украсть то, что от них
скрывают.
Можно отметить родовые черты теорий времен застоя: власть подсознания в
выборе ценностей - и однозначное объяснение мира. Этот мифологический
иррационализм в сочетании с мифологическим рационализмом можно проследить у
всего "правого диссидентства".
Крупнейшее явление его - теоретическая деятельность А. И. Солженицына,
начатая в сборнике "Из-под глыб". Принятые правительством меры ограничили
круг читателей "Глыб", но тот, кто прочел "Этногенез", Солженицына также