"Николай Полунин. Орфей (Серия "Абсолютное оружие")" - читать интересную книгу автора

заболоченных моховых лесах. Отсюда вытекали крошечные ручейки, чтобы потом
стать настоящими реками, расходящимися к трем морям. Сюда не вели
проходимые дороги. В топь уходили деревни с одной-двумя бабками, и
осинник, такой густой, что не протолкнуться, толщиной с руку, пробивал
уходящие вслед за деревнями брошенные узкоколейки. Впрочем, уж для
Тверской-то, обжитой и обустроенной области, это, конечно, было редкостью,
я понимал. Но именно здесь мне открылась за годы нехитрая истина, что
вовсе не обязателен необитаемый остров за тысячу миль. Что медвежьи углы,
где можно относительно полно забыть о роде человеческом, находятся на
удивление неподалеку. Что так просто, оказывается, если не порвать, то до
предела истончить связующие нити.
Настигшая синестезия расщепляла вкусы на запахи, а звуки на цвета Я уже не
говорю о зрении. Вдруг я делался способен считать волоски на крыле мухи
или заставить заднюю стенку комнаты в Доме уехать за горизонт. Слышал
собак в ближайшей (без магазина, пять километров) деревне, потом -
"железку" за девять, а там, глядишь, смог бы уловить тайные беседы в
Кремле. Если бы только сумел предварительно отсечь сумасшедший грохот
мышиных пробегов под полом и вообще разделить весь этот клубок...
Это было исподтишка. И всегда наверняка. Обостряющееся в геометрической
пропорции восприятие мгновенно переводило едва возникшую прекрасную
картину в непереносимую для мозга, и он отключался, благословение
природным предохранителям. И горний ангелов полет, и дольней лозы
прозябанье...
Мне оставалось лишь надеяться, что Кролику с присными его пока что не
известны эти мои новые качества. Ведь он прибыл сюда вовсе не за этим.
- Возьмите на полке вторую лампу, зажгите. В этой сейчас кончится керосин.
Кролик повиновался. Керосина у меня вообще немного, но черт с ним, после
сегодняшней ночи, думаю, мне тут больше не жить.
- Когда, говорите, пленочку-то отсняли?
- На прошлой...
- Вранье! Я три недели от Дома ни на шаг. А вот дней двадцать или чуть
более того, снег еще не сошел, приходил ко мне мужичок-охотничек, да.
Просил помочь с застрявшим "шестьдесят шестым". Я еще подумал - что я ему,
трактор? Это ж надо, по самую кабину вездеход уделать только затем, чтоб
выманить меня на целый день. И помог же я. По уши в ледяной глине
притащился, как не простыл только. А откопал.
- Заплатили они?
- Ага. На хлеб хватило. Я как раз недели четыре хлеба не ел.
Закончив возиться с лампой, Кролик обошел комнату по периметру,
позаглядывал во всякие углы. Ободрал отставший кусок обоев возле печки,
по-хозяйски сунул в общую кучу растопки. Потрогал ходики на стене,
отбрасывающие тень. Я не заводил их с момента вселения: зачем?
- Представляю, как вы намучились с переездом.
- Да было-то... Три десятка коробок с книгами, чемодан. Да что на себе.
- Да-да, я знаю, - рассеянно покивал он. - И еще ваш письменный стол.
Двухтумбовый такой, старинный. Кстати, где он?
- В первую зиму у меня тут был военный коммунизм.
- В смысле?
- Ну, тогда тоже топили мебелью. Дров не было.
- Гм, я полагал, живя в лесу...