"Николай Полунин. Дождь" - читать интересную книгу автора

несколькими машинами, подальше - микроавтобус. В клетках исходили хрипом
две или три овчарки. Покамест я решил повременить с их освобождением. В
рухляди между забором и глухой задней стеной я откопал лом и, войдя,
принялся вскрывать все двери подряд,
Ни в комнатах, ни в столах я оружия не нашел, а сейфы были мне не по
зубам. Я долго ломал дверь, обитую железом, но за ней оказалась решетка,
которая тоже была мне не по зубам. Через час, грязный, злой, я вернулся на
пост у входа, расколотил в сердцах стекло в двери, выдернул незапертый ящик
стола, и на пол под ноги мне вывалилась тяжелая кобура с застегнутым
хомутиком и запасной обоймой в кармашке. Вдоволь насмеявшись над собой, я
проверил пистолет. Выдернул и вставил обойму, выбросил затвором все патроны,
пощелкал курком, набил обойму вновь, вдвинул в рукоятку, поставил на
предохранитель. Лихо у меня это получилось, хотя последний раз держал
оружие... да, пять лет назад. В одной из комнат я нашел ремень с портупеей,
перепоясался поверх свитера. Здесь же стоял графин с несвежей водой, она
отдавала жеваной бумагой, но я слишком хотел пить. Остатками воды умыл лицо
и руки.
Нужно было еще придумать, что делать с собаками. Я разломал замки (псы
кидались, как бешеные), но двери заклинил щепочками и дал деру к калитке,
едва успев прихватить ее тонкой проволокой. Вовремя: собаки уже были тут как
тут. Привет, голубчики, дальше сами выбирайтесь, вы, надо думать, учены.
Я шагал по проспекту и все ждал, когда же посетит меня чувство
уверенности и силы от обладания килограммом железа в виде смертоубийственной
машинки. Искал и никак не мог найти я никакого логического объяснения
происходящему. Как могло оказаться, что город пуст? Я поправил себя: район,
ведь я видел пока только его, и то частью. Но все равно. И неработающий
водопровод, и молчащие телефоны, и отключенное электричество? Это же факт. И
факт, что люди не могли уйти так неслышно, не успели бы, да и пистолет в
столе. Пистолетов не забывают.
Встретились три аварии. Перевернутый грузовик занимал половину полосы,
кабиной лежа на газоне; вмявшееся в столб такси; жучок-малолитражка,
беспомощно упертый в придорожное дерево, с тускло светящимися фарами и
работающим мотором. Создавалось впечатление, что это произошло глубокой
ночью, когда жизнь в основном замирает и движение ограничивается. Машины
продолжали ехать, покуда не встречали препятствия - смертельного или
не-смертелыюго для них. Случись то же днем, и трудно вообразить кашу,
которая была бы на улицах. Но, подумал я, существует масса мест, где жизнь
ночью вовсе не замирает, и, следовательно, там сейчас как раз каша, ну да
все равно. И все, подумал я, все - все равно!
И тогда принес мне осенний ветер вкус свободы - того одиночества и
свободы, о каких только мечтать может умученный городом человек. Я
глубоко-глубоко втянул в себя осенний хрусткий воздух, забрался на
водительское место в пыхтящем жучке. Вообще это была удачная мысль - с
машиной. Я осторожно стронул жучка с места, недоверчиво прислушиваясь к его
пыхтению, но все, кажется, было в порядке, если не считать легонько
горбящегося железа правой скулы. Фара - и то была цела.
Не видя смысла гнать, я ехал не спеша и глядел по сторонам. Пустота и
тишина были вокруг и во мне, и самый звук движения распадался на
составляющие. Отдельно я слышал стук - изрядный - клапанов и вращение
вала, посвист ветра и шуршание шин на дорожном покрытии. Остался позади