"Андрей Полонский. "Зеркало реальности"" - читать интересную книгу автора

архитектор Вселенной мог догадаться, что на свет появится русский
литератор Анатолий Головатенко, у которого будет многолетняя норма: литр
водки в день. И никакого ущерба работоспособности. Вселенная подтягивается
под любые фантастические результаты. Она восстанавливает гармонию, меняя
границы привычных вещей, и если ей кто и мешает, так только экологи,
которые никак не могут определиться с размерами озоновой дыры.

"Однако хорошо это или плохо?" - вопрошает моралист, и все вынуждены
признать его суверенное право на подобный нормальный вопрос. Любое
нарушение равновесия опасно, хаос дышит гибелью, но остаются ли в живых
дрожжи после того, как взойдет тесто? И что такое гибель в данном случае,
и что такое жизнь?..

Во всех своих рассуждениях о вмешательстве в дела мира человек исходит
из того, что он должен мирно оставить свое пространство таким же, каким
оно было до него.
Поля и луга с идиллически блеющими стадами, а не автострады, химические
заводы, пустоши и метрополитены.
Этот ход мыслей абсолютно верен, но только до тех пор, пока наше
существование мыслится совершенно случайным, возникшим само по себе. Когда
оно - непристойная ошибка, а не часть великого замысла.
Зато если предположить, что люди нужны творению, необходимы ему, то
придется признать, что нас готовили не на вегетарианских курсах
садоводов-любителей, а в метафизической школе бунтарей-провокаторов,
пилотов-испытателей Вселенной, единственная задача которых -
соответствовать собственной фантазии. И все наши ошибки, в том числе
непоправимые, остаются неизбежной платой за страстный порыв и авторское
своеобразие.

Основатели великих религий имели одну забавную привычку. Они не
оставляли и следа от существовавших в их времена норм. Hо с той же
неуклонной силой их ученики вводили новые законы. Мир вздрагивал,
смещался, менялся совершенно - и вновь обретал равновесие. "Умер великий
Пан", - рыдало Средиземноморье, и никакая имперская гвардия не могла
помочь императору Юлиану вдохнуть жизнь в старые храмы.
Историческое движение, заданное новой красотой, бесповоротно. Человек
как художник учится и учит прощаться.


Hе устрашусь погибели
от копий и стрел дождей,
так говорит по Библии
пророк Есенин Сергей,
время мое приспело,
не страшен мне лязг кнута,
тело, Христово тело

выплевываю изо рта, - неистовствовал нежнейший поэт, готовясь выдохнуть: