"Дидье Поллефе. Иудейско-христианские отношения после Освенцима с католической точки зрения " - читать интересную книгу авторахранит его), до пространства неиудейского мира. В конечном счете, согласно
такой модели, обе религии принадлежат к одной традиции Завета, берущей свое начало на горе Синай. Пришествие Христа является не столько предвосхищением исполнения мессианских пророчеств, сколько дает язычникам возможность участия в Завете, заключенном Богом с Авраамом, Исааком и Иаковом. Перед лицом первоначального Израиля язычники спрашивают уже не о том, может ли спастись иудей, а о том, смогут ли они принять участие в нерушимом Завете, заключенном Богом с Израилем. Например, сторонником однозаветной модели был Франц Розенцвейг, считавший иудаизм "звездой Искупления", а христианство - лучами этой звезды. Вторая модель, двухзаветная, считает иудаизм и христианство двумя различными и, в конечном счете, взаимодополняющими религиями завета. Двухзаветные модели признают существование нерушимой связи между иудаизмом и христианством, но при этом делают упор на различия между двумя традициями и общинами и показывают, как в служении, учении и личности Иисуса по-новому открывается образ Божий. На мой взгляд, Павликовский прав в своей критике однозаветных моделей, превращающих христианство в иудаизм для язычников. Единый непрерывный завет после события Христа может рассматриваться как новый только в том смысле, что отныне он включает в себя и иудеев, и христиан. Двухзаветные концепции более адекватно отражают взаимоотношения иудаизма и христианства, как исторически, так и теологически. Событие Христа - это нечто большее, чем иудаизм для язычников. Иначе, спрашивает Павликовский, зачем было основывать новую общину людей, называемую Церковью, если язычники во времена Иисуса и так присоединялись к иудейской общине? Почему бы Церкви просто не войти в состав Синагоги, зачем ставить вопрос об особой общине веры? Чтобы ответить откровение в Иисусе к откровению для иудеев, нужно говорить о двух заветах. Будучи неспособным сформулировать, какие уникальные черты несет в себе Христово откровение, христианство перестало бы существовать в качестве одной из главных религий мира. В своем труде об иудаизме Ганс Кюнг предупреждает нас, что из-за боязни скатиться в антииудаизм мы изображаем сегодня Иисуса и иудаизм белым по белому, и становится невозможным распознать собственно индивидуальность Иисуса и понять, почему возникла отличная от иудаизма религия, с самого начала принявшая имя Христа, а не кого-то еще. И противостояние иудеев и христиан, которое почему-то длится уже две тысячи лет, сводится уже к обычному недоразумению, а иудейско-христианский диалог - к борьбе с тенью. По мнению Кюнга, такого рода иллюзия не идет на пользу ни иудеям, ни христианам. По замечанию Пола Ван Бюрена, негативное свидетельство Израиля обусловлено тем новым, что есть Христос: иудеи отвергли Его, утверждая, что Иисус Христос - нечто новое и иное. То, что произошло между приходом и уходом Иисуса - это не просто эпизод истории Израиля. Иисус нарушил непрерывность Завета. По мнению Павликовского, если отказаться от идеи единственности и сверхзначимости события Христа, то нет никаких оснований сохранять христианство в качестве отдельной религии. А. Рой Эккардт признался, что ранее неоднократно настаивал на вхождение христиан в иудейский семейный круг - главным образом, в силу своего неприятия христианской теории "вытеснения". Предположим, продолжает он, что с этой фантазией наконец-то покончено. Следует ли отсюда, что все члены семьи должны по-прежнему оставаться вместе? "Я не знаю, каким должен быть |
|
|