"Сергей Полищук. Старые дороги " - читать интересную книгу автора

наконец удалось найти в маленьком поселке Березовском восточнее Свердловска.
Там, за Средним Уралом, он работал в поселковой ремстройконторе, работал до
этого, как выяснилось, и во многих других организациях, жил в других местах.
Дважды успел побывать в тюрьме. Когда его разыскал исполнительный лист
Валентины и когда с него стали удерживать в качестве алиментов половину
зарплаты, он не только впервые за эти семь лет напоминал о себе, но
прямо-таки забросил жену письмами, Христом-Богом умоляя отозвать лист. Он-де
к ней скоро вернется сам или, и того лучше, заберет ее с ребенком, с
шестилетней Нюрой, к себе в Березовский. А то ведь ему теперь из-за этого
проклятого листа и пары брюк купить не на что! Не может же он без брюк и
такое прочее...
А еще некоторое время спустя он действительно вернулся (не растроганная
его безбрючным состоянием, Валентина исполнительного листа не отозвала) и
действительно якобы для того, чтобы увезти жену и дочь в Березовский. Только
для этого нужно продать все ее имущество, уверял он: и дом, и корову, и даже
ее нижнее белье, и чулки - таких в городе давно не носят! И тут же с ее
согласия сам все это начал прокручивать.
И опять, наверное, по вечерам сидели мудрые деревенские старики, слушая
рассказы Пухтевича о его беспечальной жизни в городе и о том, как там вообще
живут люди - хорошо живут! А он, Пухтевич, - так и соваєм уже хорошо. А
почему? С головой он, вот почему! Человеку с головой везде хорошо, вот даже
в тюрьму попадал, так оба раза освобождали досрочно... Рассказывал, а
старики, скорее всего, думали: был Порченый деревенский паразит - теперь
Паразит городской!... Думали, жалели Валентину, но от стаканчика,
поднесенного им Пухтевичем, все же не отказывались:
- Каб жили! Каб были здоровенькие! Каб жонку не забивав! Как усе было
добра и яще лепей!...
В тот день, когда произошли все главные события этой истории, когда
Валентина с мужем и с ребенком должна была отправляться в Березовский,
Николай Пухтевич рано утром на велосипеде тестя уехал с девочкой в соседнюю
деревню Большие Усаевичи, чтобы там в сельсовете выписать девочке метрику.
Его ждали три часа, ждали четыре. Потом вспомнили, что почему-то он захватил
с собой и исполнительный лист, отозванный Валентиной и только накануне
вернувшийся из Березовского, и что все деньги, вырученные от продажи дома и
имущества, тоже у него. Но это уже потом. А сначала, как я уже говорил, чуть
ли не целых четыре часа и Валентина и ее родственники сидели в теперь уже
бывшем доме Валентины на узлах, па последней непроданной скамье и ждали.
Когда наконец кто-то из них додумался сам поехать в Большие Исаевичи,
там он узнал, что Пухтевич в деревне действительно побывал, но не в
сельсовете, а на базаре, где продал велосипед. В последний раз его видели
направляющимся вместе с девочкой в сторону железнодорожной станции.
Вот только после этого обе женщины появились у меня в консультации.
Приехали на попутной машине или, может быть, даже прибежали, такой у них был
вид. Причем снова не могу не вспомнить, как все это происходило. Крики,
плач, причитания. Я ничего не могу взять в толк, потому что одна не может
высказать своих мыслей членораздельно, а другая почти все время плачет. И
кричит что-то добрейшая моя старуха-хозяйка, верещит на русском,
белорусском, еврейском языках одновременно. Что-то кричат и другие женщины,
оказавшиеся в это время у меня на приеме. Кто-то из них выскакивает на
кухню, чтобы принести воды.