"Сергей Полищук. Старые дороги " - читать интересную книгу автора

Глава IV.
Автоинспектор Донцов, следователь Узлянер и другие мои приятели.
Географические и духовные ориентиры бабки Миронихи, или Старые Дороги, как
центр мироздания. Взятка.

Я еще ничего не рассказал о моих друзьях и о том, где и как протекала
моя послеконсультационная, послеслужебная жизнь.
Она в основном протекала в той же консультации, служившей мне
одновременно и квартирой. И сюда по вечерам Забредали иногда ко мне "на
огонек" мои приятели - помощник прокурора Павлик Горогуля, румяный
неунывающий человек лет тридцати пяти, очень уверенно глядящий в собственное
будущее, и следователь Евгений Абрамович Узлянер.
Внешне Евгений Абрамович напоминал дух, который не особенно нравился
этот умный, сдержанный человек, может быть, только несколько застенчивый,
даже робкий, потому что так уж нескладно сложилась его жизнь. С женой он не
поддерживал отношении, жил вдвоем с шестнадцатилетним оболтусом-сыном в
маленькой пристройке к прокуратуре типа сарайчика, а то и вообще один в
своем служебном кабинете, спал па столе, а почти всю свою небольшую
следовательскую зарплату отсылал той же жене в Минск, только бы она не
появлялась у нас с Старых Дорогах и не терзала его своей совершенно
патологической ревностью. При этом был он еще человеком немножко смешным
некоей своей явной старомодностью.
Внешне Евгений Абрамович напоминал дух, который не успел облечься в
плоть, до того он был длинен и тощ, лицом походил па Мефистофеля, а сердце
его принадлежало полногрудой Фаине Марковне, завучу средней школы. Когда
Евгений Абрамович, идя по улице или прогуливаясь со мной го вечерам в
городском парке (самое прекрасное в городке место) случайно встречал Фаину
Марковну, он непременно останавливался, наклонялся, чтобы поцеловать ей
руку, при этом конфузливо улыбался, краснел и весь как бы превращался в
почтительное внимание и в прямой угол. А коварная Фаина Марковна, хотя и
отвечала на его улыбки и весьма даже обнадеживающе, все же смотрела только
на крепыша Павлика, если он с нами прогуливался, или еще на одного нашего
приятеля, автоинспектора Васю Донцова, большого, сильного, как Поддубный, и
победительно великолепного. "Ой, не люблю я вашего Узлянского!" - не раз
говорила моя хозяйка, нарочито искажая фамилию моего интеллигентного друга,
который никак не соответствовал ее представлениям о мужской красоте и к тому
же всегда был до обидного убого одет. Она не прощала ему выгоревшего
форменного кителя и рубахи с десятком штопок, сделанных неумелой мужской
рукой ("Слухайте, чтобы мужчина не мог себе найти женщину и сам стирал и
штопал свои рубахи?!"). Не прощала, должно быть, и его бесплотности
("Слухайте, он что-то вообще кушает?"), и даже того, что он слишком
засматривается на грудь прекрасной завучихи. Потому что никогда ему этой
груди не увидеть, не стесненной узким швейпромовским лифчиком и не
спрятанной под шевиотом скромного учительского жакета, а, буде истерзанная
одиночеством и тоской Фаина Марковна и решится ее обнажить, то сделает это
она "как-нибудь не для вашего Узлянского, можете быть уверены!", язвительно
замечала старуха и улыбалась всеми своими морщинами.
Я уже говорил, что устройством моей судьбы занимались в районе
буквально все, та же старуха, величайшая в мире моралистка и сводня
одновременно. Она рассказывала, например: