"Сергей Полищук. Старые дороги " - читать интересную книгу автора

толпятся во всех коридорах - через них не пройти - и в маленьком судебном
зале, и возле суда, на улице. Все участники процесса тоже давно на месте,
ждут только меня, и самоуверенная Лариса, секретарь областного суда, смотрит
на меня едва лишь не с ненавистью, когда я говорю, что в процесс не сяду,
пока не прочитаю дела, оба его тома, от корки до корки. Устраиваюсь с ним
где-то на подоконнике и начинаю читать Несмотря на разговоры и шум, на целую
серию ненавидящих взглядов Ларисы, а потом еще бегу в комнату для
заключенных, чтобы побеседовать со своим подзащитным.
Нет, он не против того, чтобы я его защищал, хотя, если говорить
правду, не очень-то вообще верит в успех защиты... Нет, не убивал он и даже
не дрался - какая-то невероятная глупость или оговор, хотя и не понимает,
кому это могло понадобиться.
В ночь, когда в лесу произошло убийство, он действительно там был, не
отрицает, но пришел уже после всего случившегося: искал старого
дуралея-тестя, узнав от жены, что тот отправился в лес гнать самогон. Это же
подтверждает и старик - тесть. Но ведь старик - родственник! И далее: не
заявил: о старике в милицию (но ведь опять-таки родственник он, это же
понимать надо!), вплоть до самого своего ареста никому и словом не
обмолвился о том, что в ту треклятую ночь был в лесу и что там увидел. В
отношении убитого односельчанина не раз высказывался в том духе, что слишком
часто мы миндальничаем с подобными проходимцами: весь второй том дела -
протоколы с показаниями жителей деревни о том, что именно он по этому поводу
говорил и при каких обстоятельствах.
Но вот самый интересный момент, на который я не обратил внимания, когда
знакомился с делом (но ведь я и знакомился с ним набыстро), и, похоже,
упустил его из виду следователь: это почему не сразу Икельчик назвал
Авхимовича среди участников драки и когда именно он это сделал?
Он сделал это, как выясняется, не вдруг, не по наитию, а когда
обнаружилась первая и единственная свидетельница-очевидица случившегося
учительница Акулич. Возвращаясь откуда-то из i остей и оказавшись в ту ночь
в лесу, она видела костер, но не подошла, побоялась. На фоне костра,
рассказывала она, хорошо были видны четыре мечущихся мужских силуэта: трое
мужчин били четвертого. Она не разглядела их лиц, видела только что их было
четверо - четыре тени на фоне огня - и поспешила уйти, а вернувшись в
деревню и узнав на другой день, что ночью в лесу произошло убийство, решила
обо всем увиденном молчать и действительно молчала почти два месяца.
Мелькает догадка: уж не потому ли, что, если раньше, до появления в
деле показаний Акулич, можно было допустить (на это мог рассчитывать каждый
из тройки) что в совершении преступления участвовало только два человека, а
то и вообще один ("Кто-то один, может быть, и дрался, я спал - какое мне
дело?") и что теперь речь может идти уже не иначе как обо всех троих,
Икельчик и спешит добавить четвертого, надеясь исключить из числа участников
драки себя, а заодно и подбрасывая следователю версию о враждебном отношении
председателя колхоза к потерпевшему?
- Если это так, - говорю Авхимовичу, - то, соглашаетесь, это совсем
неглупо выдумано?
Но он не то чтобы сразу не соглашается - он, скорее всего, просто
немножечко обалдел и обалдело на меня смотрит, как, пожалуй, смотрю на него
и я. Смотрю так, потому что, помимо всего прочего, не могу понять, как мог
клюнуть на такую дешевку прекрасный следователь Евгений Абрамович, мой