"Т.Поликарпова. Две березы на холме " - читать интересную книгу автора

безопасной комнате, поняла я, какую броню таскала на себе в Пеньках - и днем
и ночью, изо дня в день!
Бабушка села на свою кровать и смотрела, как я беснуюсь, покачивая
головой и улыбаясь, - я хоть и бесилась и вопила, но видела, что, несмотря
на улыбку, лицо ее было грустным, а не веселым. Тогда я забралась к ней на
кровать, прижалась к худенькому ее плечу щекой.
- Наскучилась? - спросила она.
- Ага!
- А мне без тебя плохо. То то надо, то другое. Послать бы Дашеньку, ан
нет ее. Теперь уж мама старается все с утра сделать. Или в обед -
бегом-бегом.
- А Манька как? - спросила я о корове.
- За Манькой сама хожу, встречаю, когда мама занята.
- Сегодня я пойду, ладно?
- А не устала?
- Я-то? Да ты что! Я сейчас сто дел могу сделать!
- Ух ты! Расхорохорилась наша Дарья, что твоя Марья! Давай сначала
поешь. Вчера муки получили, чисто пшеничной, целых два кило. Я завариху
сделала. На молоке, в честь твоего приезда.
- Ой, бабуся! Вот здорово!
Чистую муку обычно берегли для подмески в картофельное тесто, а тут
завариха из муки, да еще на молоке!
Я старалась сначала только лизать ложку, обмакивая ее в сметанообразную
массу, чтоб растянуть удовольствие, но скоро не выдержала - уж лучше как
следует почувствовать сладкий ее вкус. Наверное, потому, что уже давно,
целую вечность, с тех пор как началась война, сахар стал редкостью для нас -
язык научился отмечать и самую маленькую малость сладкого. Завариха -
пшеничная мука, заваренная в молоке, - казалась сладковатой, а сливочный
привкус молока - сдобный, тающе-неуловимый, сытный - дразнил и радовал;
кремообразную нежную массу хотелось и подольше задержать во рту, на языке, и
в то же время жадно глотать - глотать ее так легко! - чтоб насытиться.
- Удивляюсь, - сказала я бабушке, - зачем до войны, когда муки было
сколько хочешь - ведь да? (Бабушка кивнула, соглашаясь.) - зачем тогда ты
варила какие-то супы да котлеты еще делала. Надо было варить одну завариху!
Вот кончится война, буду есть только завариху! Из пшеничной муки на молоке!
Целую кастрюлю - на завтрак, обед и ужин! И пусть всегда стоит кастрюля с
теплой заварихой на плите; захотела - подбежала с ложкой: хвать-хвать!
Здорово! Да ведь, бабуся?
Бабушка смеялась, будто она про меня что-то другое думала, чего еще я
не знаю.
- Ой, посмотрю я на тебя после войны, как ты будешь одну завариху есть!
- И буду! Ты, наверное, думаешь, я про булочки, про пирожное забыла,
да? Ничего я не забыла, а просто они в сравнении вот с такой заваришечкой -
нца-нца! - никуда не годятся! Вот!
Я выскребла тарелку дочиста. Я бы съела еще три раза по столько да еще
и четверть столько, но не просила добавки. Бабушка и сама знает, что я еще
хочу; было б можно, сама бы налила, не спрашивая. Раз не дает, значит,
больше нельзя.
- Спасибо, бабусь! Лучше торта!
И почему это так стало теперь? Только от обеда, а есть хочется почти