"Петр Николаевич Полевой. Избранник Божий ("Романовы: Династия в романах") " - читать интересную книгу автора

посмотрел на деревянное блюдо, на котором блинцы лежали стопками, и на
глиняную латку с киселем - и отвернулся, поморщившись.
- Аль нелюбы, голубчик? - спросила его княгиня, ласково прикасаясь к
его руке.
- Припомнилось мне, матушка, - сказал ей князь, понижая голос, - что
этого кушанья, бывало, и холопы не едали на нашем московском подворье.
- Э-э, милый! То на Москве, а то на Беле-озере... Мы и за этакую
еству Бога благодарить должны... А помнишь ли, как нам вначале пристав-то
наш, злодей, и Мишеньке с Танюшей молочка не давал, в яичках им отказывал,
пока его по царскому указу не образумили?.. Да и почем ты знаешь, есть ли
у братца Федора Никитича да у сестрицы Ксении Ивановны и такая-то еда?..
Им, горемычным, каково?..
Танюша вдруг обратилась к тетке-княгине с вопросом:
- А где же теперь батюшка с матушкой? Когда мы к ним поедем?
- Далеко они от нас, нескоро до них доедешь! - с грустью проговорила
Настасья Никитична, закрывая лицо руками.
Дети взглянули на нее и разом расплакались неутешно.
- Полно, полно, детушки! - ласково заговорила княгиня, привлекая к
себе и Мишу, и Танюшу, и целуя их нежно. - Вот погодите: скоро от царя
указ придет, чтобы всем нам немедля отсюда к маме ехать... Озером на
лодьях и поедем. А от мамы уж и до отца недалеко - рукой подать...
И так ласкала их и уговаривала, пока не отвлекла внимания их от мысли
о тягостной разлуке с отцом и матерью и не сманила их на двор порезвиться
и побегать.
Когда дверь в сенички захлопнулась за детьми, княгиня обратилась с
укором к сестре Настасье Никитичне.
- Ну как тебе не грех, разумница? Детей сбиваешь с толку: напоминаешь
им о наших бедах и горе! Что же ты, как и Ульяна, выше Бога, что ли,
хочешь стать? Его ли святой воле не хочешь покориться? Он, чай, лучше нас
с тобой знает, чем наградить нас, чем покарать...
- Сестрица, голубушка! - проговорила, всхлипывая, Настасья
Никитична. - Ох, уж тошненько приходится! Во всем нужда, во всем
недостача! Обувь с ног валится, платьишко с плеч просится, заплаты на нем
положить, и то нечем! Намедни у пристава Христом Богом конец холста деткам
на рубахи просила - и того не дал!.. Ох, горе, горюшко лютое!..
И она пуще прежнего залилась слезами.
- Всякое горе переходчиво, так думать надо, сестрица! - спокойно
продолжала княгиня. - Бог даст, и над нами воссияет солнце красное... Ну
что же? Пожили мы в холе, в богатстве, в радости светлой, должны пожить и
в горести лютой, не гневя Бога. Так ли, соколик? - обратилась она к мужу,
заглядывая ему своими умными и добрыми глазами в самые очи.
Князь не выдержал ее взгляда, обнял и поцеловал ее.
- Утеха ты наша! - проговорил он, растроганный. - Кабы не ты, что бы
и было с нами!
- Ладно, ладно! Слыхала уж это я... Ну, теперь, Настасьюшка, давай-ка
со стола сбирать! - заговорила княгиня, поднимаясь с места и поспешно
принимаясь за уборку. - А там, Настасьюшка, не мешкая, засядем детские
обноски штопать для Мишеньки с Танюшей.
И обе сестрицы деятельно погрузились в заботы и хлопоты своего
бедного домашнего быта, забывая среди них о своем общем горе. Они и не