"Петр Николаевич Полевой. Избранник Божий ("Романовы: Династия в романах") " - читать интересную книгу автора

Дьяк развернул столбец и стал читать указ великого государя Дмитрия
Ивановича о том, что он, радея о благе всех своих родичей, повелеть
соизволил всех бояр Романовых, а в том числе прежде всех Федора Никитича,
в иночестве Филарета, из ссылки вызвать в Москву, возвратить им сан
боярский и все отнятые у них поместья и вотчины. Филарет слушал чтение
дьяка с сосредоточенным вниманием, ничем не выказывая волновавшие его
чувства. При имени "великого государя Дмитрия Ивановича" густые брови его
сдвинулись на мгновение и в глазах мелькнуло что-то странное - не то
удивление, не то презрение, - но он не перебил дьяка ни одним вопросом, не
справился об участи Годуновых, как игумен Иона... Даже не выказал радости
ввиду освобождения от ссылки и заточения.
Дьяк кончил чтение и с поклоном подал указ Филарету, а тот указ
принял и сказал только:
- Благодарю Бога и великого государя за милость ко мне.
Дьяк помялся на месте и решился задать вопрос:
- Когда тебе угодно будет ехать? Мне приказано просить тебя
пожаловать в Москву без всякого мотчанья* и не мешкая нигде в пути.
_______________
* Старинное - медление, мешкание. (Примеч. авт.)

- Отдохни с дороги, - благосклонно ответил Филарет, - а я к пути
всегда готов.
И опять ни в голосе его, ни в выражении лица не было ни тени
волнения, радости или тревоги... Но зато и на игумена Иону, и на пристава
Воейкова смотреть было жалко - так они вдруг опешили, принизились и
растерялись. Когда дьяк, отвесив Филарету поклон, направился к дверям
вместе с игуменом, пристав не вытерпел, вернулся из сеней в келью и стал
отбивать перед Филаретом поклон за поклоном, приговаривая:
- Милостивец, не погуби!.. Если в чем согрубил - не погуби, не взыщи
на мне, окаянном!
- Взыскивать с тебя мне нечего... Ты исполнял волю пославших тебя, -
спокойно и твердо сказал Филарет. - Иди с миром.
Пристав не заставил себе повторять это ясно выраженное указание на
то, что инок Филарет желал остаться наедине с самим собою; кланяясь, он
попятился к двери и скользнул за нее ужом.
Но когда дверь за ним закрылась и Филарет остался один в своей убогой
келье, он поддался вполне тому волнению, которое овладело им с первых слов
выслушанного им указа и подавление которого стоило ему невероятных усилий
воли. Он быстро подошел к окну, опустился на лавку развернул царский указ
и стал жадно пробегать его глазами.
"Великий государь Дмитрий Иванович! - шептал он про себя с улыбкой
презрения. - Обманщик наглый. Ставленник польский и казацкий... И на
престол попущением Божьим... И где слава, где мощь всесильного лукавством
царя Бориса?.. Темны и неизведаны пути Господни..."
И не льстили ему, не привлекали его те милостивые речи, с которыми
обращался к нему новый "великий государь", дерзко и самовольно называвший
его своим родичем, суливший все блага жизни... Ему легче было вспомнить
обо всех ужасах перенесенной им опалы, разорения и ссылки, нежели о тех
почестях, милостях и богатствах, которые ему предстояло получить из рук
самозваного царя Московского, каким-то невероятным чудом вознесенного на