"Владимир Покровский. Танцы мужчин" - читать интересную книгу автора

- Зажги свет.
Томеш не слышал. Он был как мощный органный аккорд.
- Зажги свет! - закричала Аннетта.
- Подожди.
- Зажги свет, - она заплакала.
Поведение импатов прогнозировать очень трудно, однако решение Томеша и
Аннетты пойти на месячное затворничество все-таки вызывает удивление.
Среди импатов такие случаи крайне редки.
Сам Томеш объяснял все очень просто: появилась возможность исполнить
мечту, требовалось только обдумать все как следует, и, значит, скрыть себя
от людей. Он знал, что это неверное объяснение, но так ему было удобнее.
Они заперли свет, затенили окна, и теперь ни звуки, ни свет, ни запахи
наружу вырваться не могли.
Сначала включалась телепатия. Затем предвидение. Сначала это было
угадывание чувства, которое они испытают в будущем, потом стали
проявляться детали, детали складывались в события, - первый признак
омертвления разума, - мысли мешались, их было очень много (бомммм, говорил
про них Томеш), каждая казалась значительной, представлялось чрезвычайно
важным не упустить ни одной, и постепенно мир мыслей автономизировался,
оставив сознание пустым, бессмысленным и пассивным; оно вообще не отдавало
бы никаких приказов телу, если бы не частые вспышки болезненной,
нечеловеческой ярости.
Они изменились внешне. У Аннетты стали расти лицо, ладони и ступни. У
нее появились огромный нос, складчатые веки, длинная челюсть, множество
морщин (кожа на лице росла быстрее, чем остальные ткани). На всем ее теле
ниже груди закурчавились черные волоски. Томеш вытянулся, а лицо,
наоборот, сжалось, стало маленьким и злобным. Они разбили все зеркала. Они
готовы были убить друг друга.
Аннетта, для которой болезнь явилась концом всего, к тому же концом
совершенно неожиданным, злилась и вяла. Мысль о том, что до болезни ее
жизнь была заполнена, в общем-то, пустотой, не то чтобы не приходила ей в
голову - она скорее трансформировалась в идею более высокого порядка,
которая, если облечь ее словами (до чего не доходило), выглядела бы так:
да, пустота, но ведь ничего другого большинству и не достается, только не
все это понимают; не в том дело, что пустота, главное - это приятно, даже
полезно, и, уж конечно, ради этого стоит жить.
А теперь приятную пустоту заменила гложущая смертельная боль. Из
прошлого остался один Томеш, да и то непонятно, Томеш ли он. Раньше
Аннетта относилась к мужу словно к собственной вещи: с оттенком презрения,
с заглушенной и деловитой любовью, даже с гордостью адской (терпеть не
могла, когда его хлопали по плечу), она и мысли такой не допускала -
расстаться с ним, - хотя и говорила про это довольно часто. А теперь все
кончилось, и уже непонятно было, кто кому принадлежит.
Жизнь Томеша, наоборот, приобрела новый и важный смысл: вялые, туманные
и нереальные планы вдруг получили опору, внутренняя мощь, которая во время
"до" не давала покоя, вырвалась наружу (а внутри стало тошно и пусто),
подчинила единой цели, исполнение которой он видел в будущем так же ясно,
как видел расслабленное инфантильное существо с уродливым багровым лицом,
бывшее когда-то его женой. Он часто думал, не обманывает ли его мозг, не
подменяет ли предчувствие фантазией, но всякий раз математически (и это