"Радий Петрович Погодин. Боль (Повесть)" - читать интересную книгу автора

смешно. Кто бы подумал - исполнитель мужского долга. Ну, цирк... Васька, а
он ничего, чудак?
Васька вздохнул, вложив в этот вздох все терпение, всю
снисходительность мудрого.
- Васька, дома я тебя плеткой обработаю, - сказала мать весело. -
Думаю, ты осел. А ты думаешь - ты акробат?
Васька вошел в комнату первый, снял плетку с гвоздика и, привстав на
цыпочки, зашвырнул ее на буфет.
- Все, - сказал он. - Больше мы не деремся. Я уже, как видишь,
большой. А ты, как это можно заметить, маленькая. - Васька обнял мать, и
она оказалась ему по плечо.
- Если ты все же драться задумаешь, знай, я посажу тебя на шкаф. - Он
схватил мать за талию, быстро присел и, распрямившись, поднял ее. Он не
посадил ее на шкаф только потому, что она с визгом вцепилась ему в волосы.
Васька зябко оглядывал пустую комнату. Не было в ней ни шкафа того,
ни буфета.
Позже, гораздо позже, если мерить материнским веком - в ее глубокой
старости, рассматривал Васька выцветшие фотокарточки и признал мужчину,
сидевшего с матерью на толстом суку сосны, - директор! Но это не вызывало
у него ни удивления, ни каких иных чувств, кроме того, что мама его была,
как тогда говорили, женщина интересная. Что он знал о ней? А ничего - вот
чего.
Плетку, покрутившись по комнате, Васька повесил на прежнее место, на
гвоздик у выключателя, чтобы чаще касаться ее рукой. И пошел устраиваться
в геологию.


Горный институт был близко.
На подиуме стояли две скульптурные группы: одна - Геркулес, ломающий
хребет Антею, другая - Геркулес с уворованной Прозерпиной. Это добавило
Ваське Егорову вдохновения, заманчиво определив моральную силу горных
профессий.
На подготовительных курсах давали рабочую карточку и стипендию -
двести сорок рублей.
Демобилизованных солдат на курсах было двенадцать человек, учились
они старательно - правда, иногда запивали, но больше не выделялись, ни
отличными успехами, ни оригинальностью поведения. Выделялись и раздражали
преподавателей трое: Васька Егоров, Маня Берг и Оноре Скворцов.
Все трое были ленивы до изумления. И самобытны. В отличие от
Васькиной лени, агрессивной и в то же время конфузливой, лень Мани Берг
была лучезарна, как бесстыдство богини. Лень Оноре Скворцова держалась на
вежливости и доброжелательстве. Он говорил: "Извините, я не готов" - и
смотрел на преподавателя с таким неизбывным добром, терпением и
пониманием, что некоторые из них не выдерживали, извинялись и долго потом
молчали.
Равнодушные ко всем наукам, эти трое открыто спали на лекциях, каждый
на свой манер: иногда всхрапывали, иногда всхлипывали, а Маня еще и
подвизгивала.
Широколобая, с мелкозавитыми волосами, тяжелая и крепкая, с
веснушками на щеках возле носа, с рябенькими радужками и светлыми