"Радий Петрович Погодин. Боль (Повесть)" - читать интересную книгу автора

ресницами, отчего глаза ее походили на уютные гнездышки, Маня, приветливо
улыбнувшись преподавателю, укладывала голову Ваське на плечо (они сидели
рядом) и засыпала - по ночам она мыла котлы и полы в столовых.
Истребляя столовский капустный запах, Маня обливалась цветочной
водой, не жалея ее, отчего дремавшему Ваське грезились солнечный луг и
большая собака.
Оноре Скворцов сидел с прямой, как доска, спиной и не снимал шинели.
Во сне иногда он сводил брови к переносице и вытягивал шею так, что голова
тряслась. Скулы его белели, вздувались каменными желудями.
- С выражением топора на лице, - как-то сказала Маня.
Васька хмыкнул.
- Не хмыкай - расхмыкался. На себя погляди. Колун! Вогнали тебя в
плаху по обушок и вытащить позабыли. Вы с этим дураком Оноре похожи,
как... - Маня не объяснила как - поежилась.
Оноре Скворцов был младше Васьки. Ходил с Красным Знаменем и
гвардейским значком. Он раздражал Ваську, может быть, слишком уж новеньким
орденом - "орденком". Но сильнее, чем раздражение, было у Васьки желание
обнять Оноре, как пропавшего и вдруг объявившегося товарища.
Оноре сидел вблизи двери. Иногда ни с того ни с сего он вставал и
выходил. Лицо у него в такие минуты было мертвым, цвета противогаза.
Через какое-то время он возвращался румяный. Садился как ни в чем не
бывало на стул и, если не засыпал, смотрел на преподавателя вежливо и
терпеливо, даже кивал легонько.
"Орденок" - это слово очень к нему подходило.
Васька не пошел на его похороны. И Маня пролежала дома больная.
За его гробом, вздрагивая, бежала мать, худенькая, в узком черном
пальто. Отстав от нее, тесно шагали по поручению месткома и комсомольского
комитета трое сконфуженных однокурсников, три случайных ангела -
количество недостаточное, чтобы снять гроб с машины.
Месяц спустя Васька явился к его матери. Она говорила тихо, и все
слова ее были ласковыми. Ее тонкие пугливые пальцы бежали по ковровой
скатерти, сжимались в кулачок и снова бежали, янтарные глаза не видели
Ваську, в них, как ископаемый мотылек, навечно застыл маленький мальчик с
серебристой челкой, наделенный всеми мыслимыми талантами, которого,
подчинившись тому закону, что нет пророка в своем отечестве, перегруженная
литературным знанием, она, ликуя, назвала в честь французского гения, но
уже вскорости, устав сердцем от заботы иностранного произношения, стала
называть Феденькой.
Она была еще не стара. И нежна. И Ваське вдруг захотелось, даже в
глазах защипало, чтобы она вышла замуж за вернувшегося с войны одинокого
офицера.
- Если что передвинуть или дров принести, - сказал Васька. - Так что
имейте в виду. Я - всегда.
Васька и Оноре старались не сталкиваться друг с другом, будто
договорились об этом, и условия продиктовал Васька.
Даже в столовой они не садились за один столик. Если Оноре сидел с
Маней, Васька издали кричал им: "Ну и жрать!" - и садился поодаль. Но,
встречаясь в коридоре или на лестнице без свидетелей, они с торопливой
радостью кивали друг другу и улыбались. В такие минуты они были похожи на
удачливых заговорщиков. И расходились они с улыбкой молча. Васька всегда