"Радий Петрович Погодин. Боль (Повесть)" - читать интересную книгу автора

бочком, а он хвать меня за ноги, я чуть поднос-от не выронила. Он мне
всякие красивые слова говорит, а сам меня щупает, ноги гладит. А у меня
мысль одна, как бы поднос-от не уронить, не ошпарить ему лицо. Жалко же
человека. И не знаю, что делать: то ли кричать, то ли еще что? Стыдно,
человек в возрасте, а ноги мне гладит. Я и говорю ему строго:
"Товарищ, вы бы не согласились ремонт мне произвести на жилплощади? Я
сама, - говорю, - неумелая, у нас в деревне обои не клеют".
"С полным моим удовольствием, - отвечает. - Адрес ваш будет какой?"
"Адрес я на обратном пути вам сообщу, сейчас у меня борщи стынут".
Он прижался к стенке и смеется, леший.
На обратном пути я хотела его подносом по голове хватить, а он стоит,
высокий такой и глаза ласковые.
"Вы, - говорит, - меня извините. Вы такая красивая, что даже святой
угодник Микола не устоял бы у ваших ног".
...Как-то Афанасий Никанорович принес в бутылке с притертой пробкой
люминесцентный порошок. Порошок в темноте светился голубым огнем.
- Для борьбы с суеверием, - объяснил Афанасий Никанорович. -
Настька-то суеверная, темная. Красной косынкой повязывается, а сама - ночь
древняя. Вот мы ее и разоблачим. Рисуй черта. - Он дал Ваське квадрат
плотного картона размером побольше тетради.
Васька нарисовал черта с высунутым языком. Афанасий Никанорович обвел
рисунок по контуру клеем и по клею присыпал порошком. Лишний порошок
смахнул на газету. Посмотрел в темноте критически и покрыл по клею же
светящимся этим порошком сплошь - язык, рога и глаза. Причем глаза густо,
стало быть ярко, а язык и рога реденько, тускловато.
Черт в темноте полыхал.
- Жаль, такого порошка красного нету. Все бы суеверие зараз вывели.
Афанасий Никанорович привязал к картону толстую нитку и приладил
черта в уборную под тазик, который висел на противоположной от унитаза
стене. Нитку он вывел в коридор. Под кромку тазика подложил два кругляшка,
отрезав их от морковки, чтобы щель была. Когда нитку отпускали, картон
вылезал из-под тазика - черт оказывался прямо перед глазами сидящего.
Афанасий Никанорович все это отрепетировал, весьма радуясь своей выдумке.
И Васька радовался. Да и как не радоваться - идея была прогрессивная.
Когда прибежавшая с работы Анастасия Ивановна шмыгнула в уборную,
Васька, он был наготове, вывернул на электрощитке пробку. Афанасий
Никанорович медленно нитку стравил.
Раздался крик дикий и вздох упавшего на пол омертвевшего тела.
- Ты сейчас в комнату ступай, - велел Афанасий Никанорович. - Я один
тут управлюсь... Не ожидал. Такая на вид крепкая.
Васька слышал из комнаты, как Афанасий Никанорович с ворчанием
извлекал Анастасию Ивановну из уборной и как она не хотела по коридору
идти - падала. И как он отнес ее и дверь за собой закрыл. Тогда Васька
вышел, вытащил из-под тазика черта и спрятал его у себя в комнате под
шкаф.
Анастасия Ивановна очнулась на своей кровати в темноте. Угадав ее
пробуждение по заскрипевшим пружинам, Афанасий Никанорович заворчал
досадливо:
- Что это света нет? И ты, Настька, на кровати в такой час? И почему
дверь в квартиру настежь открытая?