"Радий Погодин. Лазоревый петух моего детства (Рассказ) (детск.)" - читать интересную книгу автора

было, траву переросшему, на четвереньки встать?
- Пора, - сказал лягушонок.
С опаской пошел я в родные долы.
На месте моей деревушки сияли великолепные алюминиевые пузыри - новые
символы скотьего бога.
Здесь, где я огласил своим криком небольшенький мир сверчков, ничего
уже моего не было.
Над моей головой дрались жаворонки. Стрижи завивали крылом дорожную
пыль. В листьях травы, название которой я позабыл, сидели лягушки. Как
жадные плотью вдовы, отупевшие, они поджимали бледные животы и безвольно,
с одышкой стонали от ожидания.
Традиция в таких случаях велит посидеть на камне в волнах иван-чая,
прислушаться к топотку неусыпной мышиной стаи, которая кормит собой
всевозможное хищное жизнетворение - волка всякого; посидеть, подумать о
текучести вод, о маме-язычнице, которая вместо креста целует своего дивно
названного сынка в попку, чтобы на ней хвост не вырос. Нет! Я помчался в
ту большую деревню, где когда-то в первый день сентября налетел на меня
петух - чудо мое лазоревое.
Старая церковь стояла в лесах. Железная ограда едва возвышалась над
лопухами такой буйной силы, что перед ними всякий прохожий невольно
чувствовал себя согбенным. По обе стороны асфальтового шоссе тускло
светились шиферные зеркала крыш, не отражающие ничего. Избы, наспех
перевезенные из деревенек, отживших свое, поднятые на бетон вместе с
пристроенными верандами и горбатыми мезонинами, уже не могли называться
избами.
Эту коммерческую кубатуру, прикрывающую свою худородность масляной
краской, теснила новая пятиэтажная жизнь с газом. И ни кустиков, ни
цветов, ни деревьев в рядок - голь. Впрочем, русская деревня, хоть построй
ее из бетона и других силикатов, хоть покрой ее стеклопластиком, найдет
свою форму, изукрасится и возвеселится со временем.
По замусоренному бумагой шоссе с хриплыми криками носились какие-то
известкованные существа. Толкаясь, они вырвали у меня из руки сигарету,
полагая, что это съедобно.
Хвосты существ были помазаны разноцветными чернилами с той целью,
чтобы как-то их различать. Существа, безусловно, принадлежали куриному
роду, но, по всей вероятности, цыплят не высиживали. Даже в намеке у них
не было величия пестрой наседки, ее глуповатого самоуважения, радостного
кудахтанья и ласкового квохтанья.
Одна из них, задрав по-собачьи ногу, тут же испачкала мне штанину и
поскакала, даже но отряхнувшись.
- Террористка! Креветка в перьях! - крикнул я ей вдогонку и
устыдился: за что мне бранить ее, получившую отмеренную порцию калорий от
ячеистого тепла инкубатора. Наверное, ей даже петух ни к чему.
Может быть, теперь петухи ликвидированы?
Но они, конечно, имелись. Ходили группкой в сторонке - дань
двуединству природы, деревенские звездочеты, тихий клуб седых петухов.
Боги земли всякую тварь творя и во всякий час, что имеете вы в виду?
Кто ушел из лесов - возвращается к пням.
Но лес, к счастью, рос, возвышался и зеленел на исконных корнях. (В
связи с истощением Волги лес в этой местности не рубили.)