"Радий Погодин. Черника (Рассказ) (детск.)" - читать интересную книгу автора

сползал с кровати на животе. Нашарил розовыми пальцами половик, постоял,
раздумывая, и побежал к двери. Глаза его были закрыты, он старательно не
открывал их, чтобы сохранить и потом досмотреть свои сновидения. Когда
Пашка пролез в дверь, толкаясь и споря с ней, как с живой, жена спросила:
- Пришел, а как же ты будешь жить тут?
- Как-нибудь... А где же? Куда мне? Ты видела, как люди горят в
бензине? Видала, как солдата танками трут до вот такой тоншины? А он что
может, солдат, он перед ихней силой букашка под сапогом! Все, Клавдя,
все...
Дверь заскрипела. Пашка вернулся. Так же, не открывая глаз, пробежал
к кровати и, с подпрыгом забравшись на нее, принялся искать мамку.
- Мамка, где ты? - бормотал он. - Мамка, ты куда ушла? - Глаза его
открылись, и он заревел и открытыми глазами сквозь слезы увидел мать,
стоящую возле окна. - Ты куда? - заревел он еще громче. - Куда без меня
собралась?
- Никуда, никуда, - сказала она. - Куда я без тебя пойду? Никуда.
- А зачем торба?
Она наклонилась, подняла узел с пола.
- Красноармейцам, - сказала она. - Красноармейцы приходили из леса -
есть просят. Я им вот собрала хлебца и картошки. Пойду отнесу.
Пашка успокоился, вытер нос кулаком и глаза.
- Ты им сала снеси кусочек, им вон еще сколько лесом идти до наших.
Говорят, сто километров. У меня под крыльцом пуля спрятана - ты им пулю
снеси.
Он хотел было слезть с кровати, чтобы достать свое спрятанное оружие
красноармейцам в помощь, но мать уложила его, пообещав, что сама найдет
под крыльцом спрятанную пулю.
- Ты побыстрее... - Сон сморил его, прижал к подушке. Пашка утробно
сложился, как все ребятишки, чтобы согреться.
Отец стоял за печкой и, прислушиваясь к разговору, старался, чтобы
только не скрипнула половица да чтобы только не кашлянуть, и картины
горящей земли гасли в его глазах, как бы покрываясь сажей.
Когда сын уснул, жена прошла мимо него, опустив голову.
- Пойдем, - шепнула она. - Выйдем во двор, чего за печкой стоять.
"И то, не хорониться за печкой весь день. Во дворе залезу на сеновал,
небось сенцо там мое, которое я косил". Он вспомнил июньский покос,
жужжание конной косилки и запах травы, кисловатый и чистый. "Ух ты... -
вздохнул он. - Полежу, подышу, обмозгую, где и как жить".
На сеновал Клавдия с ним не полезла, протянула ему узел с едой.
Стояла как мертвая. И когда глядела - не видела, и когда вздыхала, то не
дышала.
- Воды принеси, - сказал он.
- Ладно, - словно упало с ее губ, как капля.
- Обойдется, - сказал он.
Она наклонила голову, словно подставила шею для удара.
"Она мне всегда под мышку была, а теперь и того меньше. И чего такая
маленькая и некрепкая? Лозина - лозина и есть". Он поднялся по стремянке
наверх, и сверху она показалась ему совсем ребенком, босоногой девочкой,
попавшей под дождь и отдавшейся на его волю, не найдя укрытия, вся
поникшая и небрежная, с волосами неприбранными. Он вздохнул. Еще раз