"Михаил Петрович Погодин. Невеста на ярмарке" - читать интересную книгу автора

окружающем мраке. - Счастлив, кто здесь на земле удостоится несчастия!
Вчера я схоронила свою малютку. Как я благодарю бога за то, что он взял
ее к себе в этом возрасте и рассеял последнее мрачное облако, которым
закрывалась иногда моя будущность!
Я не писала тебе о моем чтении страданий Христовых. Вот еще источник
неиссякаемый, где люди должны черпать силу терпения! С неописанным смущением
и стыдом воспоминаю я теперь о своих прежних жалобах. Что значат наши легкие
и мнимые лишения, неудачи, в сравнении с страданиями Христа? Нет. Таких не
осталось уже на земле. Он один мог их иметь; он один мог их переносить,
божественный. Я говорю не об терновом венце его, не об тяжелом бремени, не о
поругании и биении, не об крестном распятии, не об оцете [34], смешанном с
желчию, которым напоен он был, жаждущий, пред кончиною. Нет! не тогда он
страдал наиболее, не тогда душа его была прискорбна даже до смерти. Нет -
что чувствовал Человеколюбец, видя, в каком грубом, ожесточенном положении
находились люди, которых пришел спасти он; убеждаясь беспрестанно, как они
видяще не видят и слышаще не слышат, не разумеют; что чувствовал он,
представляя себе мыслию все тяжелые испытания, печальные опыты, кровавые
труды, коим они должны подвергнуться, те несчетные годы, кои должны протечь
на земле, пока наконец они узнают... что ничего не знают, сделаются
младенцами [35] и приготовятся принять ту простую истину, которую, казалось,
так легко можно бы постигнуть и в одно мгновение. Что чувствовал он, когда
эту истину называли ложью, когда сами любимые ученики в важнейшую минуту его
жизни не могли с ним побдети ни часа единого, когда Петр, камень веры,
отрекался от него трижды перед смертию, когда Филипп просил его показать ему
отца и Фома ощупью уверялся в его воскресении! Вот страдания! - Друг мой,
проси себе несчастия, читай Евангелие, Христа ради, читай Евангелие. Там
терпение, добро, наслаждение, счастие, блаженство, рай, бог.

ПИСЬМО VII

Давно я не писала к тебе и ныне едва собралась с силами, едва держу
перо. И что ты прочтешь в этом письме?! Ты верно не ожидаешь ничего
подобного. О, какое бренное создание человек!
Во мне открылась злая чахотка - и где мои пылкие желания страданий, где
мои высокие мысли о боге, где мое счастие, которое ощущала я так живо, так
сладко, передавая тебе свои размышления? Все исчезло, и я лежу пригвожденная
к одру болезни, слабая, устрашенная, опять несчастная.
Еще более - я мучусь при мысли, что душа моя не может теперь вознестись
на ту высоту, с которой прежде ей было так приятно бороться с судьбою. Как
тяжело сознаваться пред собою в этом бессилии!
Ну если мои прежние чувства были только минутными порывами души
напряженной, которая теперь, изнемогши, с ослабелыми крыльями или, лучше,
согласно с своей природою, упала на землю, и никогда уж с нее не поднимется!
Ну если выздоровев я останусь навсегда в этом состоянии и опять с толпою
буду бледнеть и стонать при всякой неудаче, при всякой потере! О господи! не
дай хоть дожить мне до этого унижения!
Зачем на минуту мне было восхищаться на третье небо, знакомиться с его
наслаждениями - чтоб после живее чувствовать свое ничтожество, огорчаться
больше и больше своими воспоминаниями.
Такими печальными мыслями наполняются часы моей бессонницы, и я ропщу,