"Иван Григорьевич Подсвиров. Касатка " - читать интересную книгу автора

Вокруг той уцелевшей печи, по фундаменту, и плела Касатка турлучные, из
гибкой вербы стены. От зари до зари, а случалось, и ночью, при месячном
свете, лепила себе жилье, на скорую руку лепила, чтобы к зиме, к холодам
успеть.
После войны обжилась, успокоилась - и вдруг опять пожар! В тот день они
с сыном сгребали сено неподалеку от хутора, у Волчьих ворот - двух
каменистых курганов, между которыми вьется дорога на Пятилеткин стан.
Копны вершили на бегу, лишь бы валки убрать: с гор мглисто-сизыми
громадами надвигались тучи, сверкая белыми молниями и погромыхивая громом.
В верховьях реки тяжко зашумела свинцовая вода, подуло холодным ветром, на
землю легла тень, и все померкло вокруг, точно наступило солнечное
затмение, изредка оттесняемое короткими вспышками. По всему угадывалось:
собирается ливень, а то и град... Касатка, подзадоривая Колю, вьючила на
себя навильни и, стараясь не глядеть на небо, неслась под гору к копнам,
вскидывала наверх, раскладывала сено и, не переводя дыхания, летела назад,
в гору, к свернутым валкам. Вдруг она споткнулась и осела наземь: под
черными тучами, в сереющем мраке предливневого затишья багровое пламя
озарило ее хату... Придавленная навильнем, Касатка на миг задохнулась от
ужаса, стихла и - со страшной, нечеловеческой силой вскинулась на ноги,
рванулась по склону вдогонку за Колей. На пожар принеслась с растрепанным
навильнем...
Хату спалила Дина: играла горячими углями, высыпавшимися из печи, Когда
подоспела пожарная машина, ливень затушил, забил белым льдом остатки огня.
Касатка, непокрытая, с прилипшими к щекам волосами, бегала в хлещущих
струях, под градом, и немо всплескивала руками. Казалось, она совсем не
ощущала на себе ударов.
А после долго ходила вся синяя, в кровоподтеках...
Иная вдова иссохлась бы, пока отстроила себе новую хату, а Касатка с
виду оставалась все той же полной, неунывающей, без конца хлопочущей,
озабоченной теткой. Ей советовали переменить двор либо, на крайний случай,
поставить хату на другом конце огорода, в стороне от пепелища. Намекали не
нечистое место: из-за него, дескать, и приключаются все ее беды, но она не
внимала советам и с упорством, достойным удивления, хранила верность
старому месту. Снова избавилась от горелого, очистила фундамент и возвела
на нем свое жилье, возвела с верой, что дальше будет лучше, дальше уже не
может быть плохого: всего, кажется, успела испить из той чаши... С этой
верой она и проводила Колю в армию.
Не прошло и года, как из Венгрии пришло известие о гибели сына, твердо
исполнившего солдатский долг.
Вплоть до нашего с Диной выпускного вечера Касатка носила черный
платок. На выпускной пришла в цветастой ситцевой косынке, выпила рюмку
вина - и с той поры больше не носила черного.
Я сидел на дровосеке, прислушивался к щебетанью ласточек и гадал: для
чего возвела Касатка пристройку, кто живет в ней за кисейными кружевными
занавесками, сквозь которые желтеют на подоконниках горшки с геранью?
Дина? Конечно, она уже вышла замуж, нарожала Касатке уйму внуков, по
субботам стирает на речке белье, а в праздники выходит с мужем под ручку
на площадь пощелкать семечки либо потолкаться в пестрой базарной толпе. От
этих предположений сделалось грустно.
В отрочестве благодаря Дине я испытал неясные, но сильные желания