"Иван Григорьевич Подсвиров. Касатка " - читать интересную книгу автора

- Бить по колесам, - отдавал последние распоряжения Павел Кравец,
пятнадцатилетний парубок, самый старший из нас пастух, делавший за деньги
самопалы и все еще учившийся в четвертом классе. - Первым кидаю я.
- А по кабинке можно? - шмыгая носом, вполголоса пытал его сосед.
- Нельзя. - Павел сердито чиркал спичкой.
- А по фарам?
- По фарам лупи.
На несколько минут огонек пропал из виду, - пожалуй, машина спустилась
в ерок и мчалась возле фермы, - но вот два тонких и ярких лучика
выткнулись из тьмы и остро впились в небо, зашарили по нему, медленно
понизились и наконец слились в один жгут разраставшегося, быстро летящего
к нам сияния - так стелется по небу хвост падающей кометы.
Свет прижал нас к земле, я растерялся и хотел кинуться наутек, но в это
время раздался хриплый деланный бас неумолимо-грозного Павла:
- Приготовить гранаты! По "тигру" - огонь!
Не успел я поднять головы под непримиримо бьющим в глаза светом, как
град камней сыпанул в машину, застучал по бортам и колесам; лопнула фара,
со звоном просыпалось на шоссе стекло, тотчас скрипнули тормоза, а из
кузова вырвались женские всполошенные крики.
Машина остановилась, из кабины выпрыгнул шофер с заводной ручкой. Мимо
меня пулей просквозил Павел, вразброд суматошно забухали во все стороны
сапоги, превозмогая страх, я тоже вскочил и, шелестя мокрым брезентовым
плащом, во все лопатки дернул к пахоте.
По стерне еще бежалось легко, грязь налипала на подошвы, слоями
наворачивалась, подбивала каблуки и тут же отлетала ошметками. Но как
только я очутился на пахоте, сразу почувствовал, что выбиваюсь из сил,
отстаю от Павла. Мои просторные, с отцовской ноги кирзачи вязли в
бороздах, я буквально вырывал их из земли, задыхаясь и путаясь в полах
длинного плаща. Между тем все явственнее я различал позади тяжелое дыхание
нашего преследователя, топот и плеск его твердых шагов. Он не ругался -
бежал напористо, молча, очевидно сберегая дух, и это увеличивало
охвативший меня ужас.
Силы мои таяли, сапоги застревали все глубже, ноги в коленях
подгибались, а он пер напролом, как танк, сопел и, казалось, вот-вот
достанет меня заводною ручкой.
Уже недалеко была Постовая круча, перед глазами маячил балаган, но
поздно: он едва не наступал мне на пятки. Я весь внутренне сжался,
приготовился к худшему:
сейчас он рывком дернет меня за плечо и повалит под себя в грязь...
И он бы, наверное, схватил и прижал меня, если бы не голос Матюши:
- Дяденька, не трогайте его! Он не виноват! Он не кидал!
- А кто? Ты-ы? - взревел шофер и пустился за Матюшей.
Ноги у меня подломились, я ощутил вдруг безразличие ко всему и больше
не сделал ни шага, грудью прилег на пахоту, уткнулся лицом в грязь и,
подставив одну щеку тонко моросящему дождику, закрыл глаза. Явилась
слабая, приведшая меня в умиление мысль: "Вот бы сейчас навсегда уснуть,
раствориться в этой грязи и больше ни от кого не убегать, не слышать
треска разбитой фары". Но тут же я подумал, что завтра может все
перемениться, встанет солнышко, осветит дерезу и речку, мои дружки пойдут
в школу, после уроков возьмутся ловить рыбу, а меня не будет. Как же так?