"Игорь Подколзин. Полет длиною в три года" - читать интересную книгу автора Мишин со стоном приподнял голову и жадно приник к краю консервной
банки. Захлебываясь и задыхаясь, он пил и никак не мог напиться. Вечером, когда он проснулся, барак был полон народа. Слева и справа, в проходах - везде копошились и что-то делали оборванные и изможденные люди. Некоторые, перетряхнув трухлявую вонючую солому, укладывались на нары, другие, придвинувшись к чадящей коптилке, чинили свою одежду или били вшей. Мишин приподнялся и сел. Сейчас же кто-то рядом произнес. - Ну чего тебе еще, лежал бы уж. Это был голос человека, который говорил с ним утром. - Завтра, если увидят, что встал, ишачить погонят, деревья валить. Не работа - гроб. Уж лучше прикинься, что не можешь, иначе заездят насмерть. Вас, летчиков, да еще морских, здесь ненавидят хуже, чем просто моряков. Лучше бы петлицы спорол, а? * * * - Кончай работу, шабаш! - блоковый, размахивая палкой, шел между лежащих штабелями гладких и прямых бревен. - Шевелись, лодыри, строиться на смотр, живо! Пленные бросали пилы и топоры и строились на покрытой свежей душистой щепой делянке. - А что это за смотр такой? - спросил Мишин у соседа. - Раз в месяц бывает. Приезжают хуторяне нашего брата в батраки набирать. Из лагеря высвобождают, под залог значит, к себе домой берут для разной надобности. Хорошо! Там же и бьют меньше, да и живешь сносно, опять Заключенных перегнали на вырубленную, пестревшую свежими пеньками, засыпанную хвойным лапником просеку: построили в одну шеренгу. В стороне группой стояло несколько хуторян-финнов. Затем вместе с офицером они пошли вдоль рядов осматривать узников. Все время о чем-то споря с комендантом, они выбирали батраков буквально как лошадей: щупали ноги и руки, заглядывали в рот, заставляли приседать. Против Мишина остановился беловолосый, высокий и сухопарый финн лет пятидесяти пяти. Он, прищурясь, посмотрел на летчика, сказал офицеру несколько слов и, вынув засаленную записную книжку, что-то в ней отметил. - Ступай вот с ним, - блоковый вытолкнул сержанта из шеренги. - Радуйся, доходяга. И кому только такая рвань понадобилась? Дистрофик вшивый. Хозяина, взявшего к себе Мишина, звали Урхо Вайнен. Хутор его был далеко от моря, в самой дремучей чащобе - прямо к изгороди со всех сторон подступал густой девственный лес. Усадьба состояла из двух сколоченных из теса сараев, конюшни и большого рубленого дома, где, кроме Урхо и его жены, жили сын Тойво, портовый рабочий в Хельсинки, который очень редко приезжал на хутор, и молоденькая дочь Лайна. У хозяина была корова, лошадь и десяток свиней. За постройками на выжженном среди чащи участке тянулись огороды. Урхо хотя и плохо, но говорил по-русски. Когда он привел лагерника, была суббота. Все домочадцы собирались в баню: повели и Мишина. Баня стояла на самом берегу маленькой, но глубокой лесной речушки. Внутри все было выскоблено добела. От нагретого дерева шел здоровый, густой и ядреный дух. Старик указал ему на лавку в углу, плеснул водой из ведра на раскаленные, уложенные рядами над очагом камни, от них тотчас повалил клубами белый пар, |
|
|