"Игорь Подколзин. Полет длиною в три года" - читать интересную книгу автора

Мишин со стоном приподнял голову и жадно приник к краю консервной
банки. Захлебываясь и задыхаясь, он пил и никак не мог напиться.
Вечером, когда он проснулся, барак был полон народа. Слева и справа, в
проходах - везде копошились и что-то делали оборванные и изможденные люди.
Некоторые, перетряхнув трухлявую вонючую солому, укладывались на нары,
другие, придвинувшись к чадящей коптилке, чинили свою одежду или били вшей.
Мишин приподнялся и сел. Сейчас же кто-то рядом произнес.
- Ну чего тебе еще, лежал бы уж.
Это был голос человека, который говорил с ним утром.
- Завтра, если увидят, что встал, ишачить погонят, деревья валить. Не
работа - гроб. Уж лучше прикинься, что не можешь, иначе заездят насмерть.
Вас, летчиков, да еще морских, здесь ненавидят хуже, чем просто моряков.
Лучше бы петлицы спорол, а?

* * *

- Кончай работу, шабаш! - блоковый, размахивая палкой, шел между
лежащих штабелями гладких и прямых бревен. - Шевелись, лодыри, строиться на
смотр, живо!
Пленные бросали пилы и топоры и строились на покрытой свежей душистой
щепой делянке.
- А что это за смотр такой? - спросил Мишин у соседа.
- Раз в месяц бывает. Приезжают хуторяне нашего брата в батраки
набирать. Из лагеря высвобождают, под залог значит, к себе домой берут для
разной надобности. Хорошо! Там же и бьют меньше, да и живешь сносно, опять
же лес, а не вонь барачная. Да и кормят все лучше, чем в лагере.
Заключенных перегнали на вырубленную, пестревшую свежими пеньками,
засыпанную хвойным лапником просеку: построили в одну шеренгу. В стороне
группой стояло несколько хуторян-финнов. Затем вместе с офицером они пошли
вдоль рядов осматривать узников. Все время о чем-то споря с комендантом, они
выбирали батраков буквально как лошадей: щупали ноги и руки, заглядывали в
рот, заставляли приседать.
Против Мишина остановился беловолосый, высокий и сухопарый финн лет
пятидесяти пяти. Он, прищурясь, посмотрел на летчика, сказал офицеру
несколько слов и, вынув засаленную записную книжку, что-то в ней отметил.
- Ступай вот с ним, - блоковый вытолкнул сержанта из шеренги. -
Радуйся, доходяга. И кому только такая рвань понадобилась? Дистрофик вшивый.
Хозяина, взявшего к себе Мишина, звали Урхо Вайнен. Хутор его был
далеко от моря, в самой дремучей чащобе - прямо к изгороди со всех сторон
подступал густой девственный лес. Усадьба состояла из двух сколоченных из
теса сараев, конюшни и большого рубленого дома, где, кроме Урхо и его жены,
жили сын Тойво, портовый рабочий в Хельсинки, который очень редко приезжал
на хутор, и молоденькая дочь Лайна. У хозяина была корова, лошадь и десяток
свиней. За постройками на выжженном среди чащи участке тянулись огороды.
Урхо хотя и плохо, но говорил по-русски. Когда он привел лагерника, была
суббота. Все домочадцы собирались в баню: повели и Мишина. Баня стояла на
самом берегу маленькой, но глубокой лесной речушки. Внутри все было
выскоблено добела. От нагретого дерева шел здоровый, густой и ядреный дух.
Старик указал ему на лавку в углу, плеснул водой из ведра на раскаленные,
уложенные рядами над очагом камни, от них тотчас повалил клубами белый пар,